Завоевание Англии

Хотя в сердце Гарольда и в его образе действий прослеживалось много такого, чего в них прежде не было, политика его увенчалась успехом: он уже достиг той высоты, где малейшее усилие сделать свою власть угодной народу удваивает ее силу. Мало-помалу все голоса сливались в один в его честь и, понемногу, люди перестали задавать вопрос: «Если Эдуард умрет прежде, чем Эдгар, сын Этелинга, достигнет совершеннолетия, где тогда найти другого короля, подобного Гарольду?»

В это-то безоблачное время и разразилась буря, которая, казалось, должна была или погубить всю его будущность, или усилить блеск ее.

Альгар был единственным его соперником и единственным врагом, которого ничто не могло бы умилостивить и которому его имя доставляло привязанность всего саксонского народа; беспокойный нрав сделал его кумиром датчан восточной Англии.

Сделавшись, после смерти отца, графом Мерции, Альгар воспользовался этим, чтобы поднять мятеж. Он, как и в первый раз, был осужден к изгнанию и вступил в новый союз с Гриффитом. Весь Валлис восстал; неприятель занимал марки и опустошал их. В эту критическую минуту умер Рольф, слабый граф Гирфордский, а бывшие в его власти норманны и наемники взбунтовались против новых вождей; флот норвежских викингов стал грабить западные берега, вступил в устье Меная и присоединился к флоту Гриффита. Англо-саксонское государство стояло на краю гибели, но Эдуард созвал общее ополчение, и Гарольд с королевскими полками выступил против мятежников.

Могилой стали валлийские ущелья; в них были перебиты почти все воины Рольфа. По словам старожилов, саксонские полки никогда еще не одерживали победы в кимрских горах, и никогда еще саксонский флот не мог справиться с флотом грозных норвежских викингов. Первая неудача Гарольда могла погубить все начатое им дело.

Глава VI

В один жаркий августовский день по живописной дороге ехало двое всадников. Младший из них был норманном, что доказывали его коротко остриженные волосы, маленький бархатный берет и красивая одежда. Золотые шпоры говорили о том, что перед нами рыцарь.

Сзади следовал его оруженосец, ведя великолепного боевого коня, и тихо плелись три тяжело нагруженных мула, сопровождаемые тремя слугами. Несчастные мулы везли не только целый арсенал, но и громадное количество вин, провианта и всевозможного платья. Все это принадлежало молодому рыцарю. Арьергард составлял небольшой отряд легковооруженных ратников.

В спутнике же рыцаря с первого взгляда сразу можно было узнать коренного сакса. Его почти квадратное лицо, составлявшее весьма резкую противоположность с красивым, благородным профилем рыцаря, украшали громадные усы и невероятно густая борода. Его кожаная туника, спадавшая до колен, стягивалась на поясе широким ремнем, и поверх этого был надет плащ без рукавов, прикрепленный к плечу большой пряжкой. На голове красовалось что-то вроде тюрбана. Некрасивое лицо сакса также свидетельствовало, что он не лишен некоторой гордости и своеобразного ума.

— Сексвольф, милый друг, — начал рыцарь, обращаясь к саксу, — я прошу тебя смотреть на нас с меньшим презрением, потому что норманны и саксы происходят от одних и тех же истоков, а наши предки говорили на одном языке.

— Может быть, — угрюмо ответил сакс, — язык датчан тоже немного отличается от нашего, но это не мешало им жечь наши дома.

— Ну, что вспоминать о былом! — заметил рыцарь. — Ты, впрочем, очень кстати сравнил норманнов с датчанами… Видишь ли: последние стали очень мирными английскими подданными, так что скоро будет трудно отличить их от саксов.

— Не лучше ли оставить этот бесполезный разговор? — сказал саксонец, почувствовавший, что ему не переспорить ученого рыцаря, но вместе с тем понимавший, что норманн недаром заговаривает с ним таким дружеским тоном. — Я никогда не поверю, миссир Малье, или Гравель — что ли, — не взыщи на меня, если я не так тебя величаю, — я ни за что не поверю, чтобы саксы с норманнами когда-нибудь искренно полюбили бы друг друга… А вот и храм, в котором ты желал остановиться.

Сакс указал на низкое, грубое деревянное здание, стоявшее на самом краю болота, кишащего разными гадами.

— Хотелось бы, друг Сексвольф, чтобы ты видел норманнские храмы, — ответил Малье де Гравиль, презрительно пожав плечами, — они выстроены из камня и стоят в самых красивых местах! Наша графиня Матильда понимает толк в архитектуре и выписывает зодчих из Ломбардии, где собрались самые лучшие.

— Ну, уж попрошу тебе не рассказывать это королю Эдуарду! — тревожно воскликнул сакс. — А то он, чего доброго, захочет подражать норманнам, между тем как в казне почти пусто — хоть шаром покати.

Норманн набожно перекрестился, как будто Сексвольф произнес святотатство.

— Ты, однако, не очень-то уважаешь монастыри, достойный сакс, — заметил он наконец.

— Я воспитан в труде и терпеть не могу тунеядцев, которых я должен кормить, — пробурчал Сексвольф. — Разве тебе, миссир Малье, неизвестно, что одна треть всех земель Англии принадлежит монахам?

— Гм! — промычал норманн, который, несмотря на все свое благочестие, прекрасно умел использовать грубую откровенность своего спутника. — Мне кажется, что и ты имеешь причины быть не совсем довольным, мой друг!

— Да, и я не скрываю этого… Главное различие между тобой и мной состоит именно в том, что я смело могу высказать свое мнение, между тем как ты за откровенность в своей Нормандии можешь поплатиться и жизнью.

— Замолчи лучше! — воскликнул Малье де Гравиль презрительно, и глаза его засверкали гневом. — Каким бы строгим судьей и храбрым полководцем ни был герцог Вильгельм, но все-таки его бароны и рыцари никогда не унижаются пред ним и не держат язык за зубами.

— Может быть, — ответил сакс, — но это таны… А горожане и сеорлы? Что скажешь о них, могут ли и они высказывать свое недовольство и открыто заявлять, что они думают о тане и начальниках, как это делаем мы?

Норманн чуть было не ответил отрицательно, но, к счастью, вовремя замолк и снисходительно произнес:

— Каждое сословие имеет свои обычаи, дорогой Сексвольф, а если бы герцог Вильгельм сделался королем английским, то не стал бы стеснять сеорлов.

— Что-о-о?! — крикнул Сексвольф, покраснев до ушей. — Герцог Вильгельм — король английский?.. Что ты за чушь болтаешь, миссир Малье?.. Да может ли норманн стать английским королем?

— Да я сказал это в виде примера, — ответил рыцарь, сдерживая душивший его гнев. — Ну, а почему это показалось тебе так оскорбительно? Твой король бездетен, Вильгельм же ему родственник, и он любит его как брата; если бы Эдуард передал ему престол…

— Престол не для того существует, чтобы его передавали из рук в руки, словно вещь! — бешено заревел Сексвольф. — Неужели ты воображаешь, что мы коровы или бараны… или домашний скарб, который можно передавать по наследству, а?! Воля короля хоть и уважается, но только пока это не вредит народным интересам… а то у нас есть и Витан, который имеет полное право идти против короля. Какими бы это судьбами мог твой герцог сделаться королем английским?! Ха-ха-ха!!

— Скотина ты этакая! — пробормотал рыцарь и потом сказал громко: — Почему ты так сочувственно отзываешься о сеорлах? Ты ведь вождь, чуть ли не тан?