Завоевание Константинополя
Шрифт:
392. Судя по данным Никиты Хониата, Алексей IV, отправившийся в поход, чтобы на деле лишить Алексея III власти в стране, покорил всю Фракию, все ее города, включая Адрианополь, продвинувшись вплоть до Кипселы, ставшей западным рубежом его владений. Гораздо более скудны сведения об этом походе, передаваемые Робером де Клари.
393. Иоаннис (правильно — Иоаннитца) был третьим, младшим из братьев-боляр Асенидов, с именами которых связано образование Второго Болгарского царства в 1186—1187 гг. В 1197 г. он унаследовал власть над Болгарией у старших братьев Асеня и Петра, убитых в Византии соответственно в 1195 и 1196 гг. В свое время, в дни второй войны Исаака II против болгар, как повествует Никита Хониат, Иоаннитца был отослан заложником в Константинополь (1188 г.); обстоятельства, при которых он был освобожден и возвратился оттуда, неизвестны. В 1202 г. он снова собрал войско против греков и, по сведениям Никиты Хониата, овладел
394. То есть против отца и дяди Алексея IV: имеются в виду Исаак II и Алексей III. Здесь Виллардуэн допускает серьезные неточности: Болгария завоевала независимость, восстав против Византии в то время, когда ее престол занимал Исаак II Ангел (1186 г.), царем болгарским Иоаннитца тогда еще не являлся: во главе Второго Болгарского царства стояли его братья Асень и Петр.
395. Описываемые маршалом Шампанским события произошли, судя по более надежным в этом случае данным хроники «Константинопольское опустошение», в течение недели после праздника Успения, следовательно, между 15 и 22 августа, а еще точнее — Никита Хониат прямо называет эту дату — 19 августа. Последовательность событий, как она излагается в произведениях этих авторов, указывает на то, что Алексей IV якобы еще находился тогда в Константинополе. Однако Робер де Клари вовсе не упоминает этого пожара, хотя он представлял собой событие большой важности (с точки зрения взаимоотношений греков и «пилигримов»)! А поскольку сам пикардийский хронист сопровождал Алексея IV в его походе во Фракию, то, надо думать, что пожар произошел уже после того, как император отбыл из столицы.
396. Речь идет о латинянах, поселившихся в Константинополе задолго до Четвертого крестового похода.
397. Повествование Жоффруа де Виллардуэна об этом пожаре, первом из трех, случившихся в Константинополе в 1203—1204 гг., явно тенденциозно. Согласно сообщению Никиты Хониата, пожар был делом рук банды фламандцев, поддержанных пизанцами и венецианцами: они намеревались разграбить синагогу в восточной части города, подожгли ее, но потерпели неудачу в своих грабительских намерениях. Отогнанные «неверными» и греками, эти латиняне попытались прикрыть свое отступление пламенем. Огонь быстро охватил густонаселенные кварталы от Золотого Рога до побережья Пропонтиды (Мраморного моря), угрожая храму св. Софии; пожар распространился на улицы, примыкавшие к ипподрому, уничтожил портики главной магистрали столицы (улицы Месы) и значительную часть самых богатых кварталов. Несколько иная, но в принципе сходная версия передается в хронике «Константинопольское опустошение». Из рассказа ее автора тоже явствует, что между греками и латинянами вспыхнула драка и последние подожгли город; крестоносцы, находившиеся в лагере, пересекли залив, чтобы поддержать «своих», и, стремясь уничтожить или разграбить большую часть города, еще больше распалили огонь.
398. Автор хроники «Константинопольское опустошение», напротив, утверждает, будто крестоносцы пытались вмешаться в события, чтобы восстановить порядок, правда, уже после пожара.
399. То есть до Пропонтиды.
400. Автор записок, вероятно, несколько преувеличивает время, в течение которого продолжался пожар: примерно то же время названо, впрочем, и в некоторых других рукописных вариантах хроники, но встречаются и указания на то, что пожар длился двое суток.
401. Характер описания пожара в записках Жоффруа де Виллардуэна свидетельствует о том, что сам он был очевидцем происходившего: маршал Шампанский наблюдал пожар, находясь на противоположном берегу Золотого Рога, в Пере, вместе с графом Бодуэном Фландрским.
402. Никита Хониат подробно описывает ущерб, причиненный пожаром, который, кстати сказать, почти целиком уничтожил и два собственных дома византийского писателя.
403. О переселении латинян в лагерь крестоносцев упоминается также в хронике «Константинопольское опустошение». То же событие имеет в виду Никита Хониат, упоминающий о нем, правда, намеком: византийский историк, собственно, выражает свою досаду по поводу происшедшего в результате этого сближения венецианцев и пизанцев, которые некогда являлись непримиримыми врагами (что Византию, разумеется, вполне устраивало).
404. Имеются в виду события более позднего времени, относящиеся уже ко вторичному захвату Константинополя
крестоносцами в апреле 1204 г. Из западных авторов об участии «новоприбывших» латинян в этих событиях сообщает Гунтер Пэрисский.405. В переводе О. Смолицкой смысл выражения Виллардуэна «ensi furent desacointie li Franc et li Grec» передан иначе: «Так рассорились греки и французы». В действительности «ссора», т. е. разрыв отношении, произошла позднее, хотя, разумеется, пожар и его последствия усилили враждебность константинопольцев к крестоносцам, которую они питали к ним и до того.
406. 11 ноября 1203 г.
407. Удалившись из Константинополя от своих «покровителей», Алексей IV, вероятно, уступил нажиму, который оказывало на него придворное окружение. Как рассказывает Никита Хониат, император прислушивался к голосам тех, которые некогда лишили престола его отца Исаака II (в пользу Алексея III). Робер де Клари (гл. LVIII) называет Морчуфля главным советником молодого императора. О том, что Морчуфль был заклятым врагом латинян, сообщает далее и сам Жоффруа де Виллардуэн (см. § 221). В письме Бодуэна, написанном им Иннокентию III уже после избрания латинским императором, говорится, будто в Константинополе составился заговор с участием Исаака II, патриарха и группы знатных греков. Тот факт, что преобладающее влияние на политику Алексея IV стали оказывать прежние приверженцы Алексея III, косвенно подтверждается также содержанием речи во славу императора, оставшейся непроизнесенной, хотя и составленной придворным константинопольским оратором, вышедшим из столичной патриаршей школы, — Никифором Хрисовергом (по-видимому, в конце ноября 1203 г.). Исследователь истории Византии и ее взаимоотношений с Западом в конце XII — начале XIII в. Ч. М. Бранд (США), анализируя упомянутую речь, пришел к заключению о ее двойственном характере, отражавшем двойственность позиции придворной знати: оратор, с одной стороны, призывал Алексея IV действовать решительно против латинян, а с другой — стараться найти путь к соглашению с ними.
408. Примерно то же самое рассказывает об этих обращениях к Алексею IV и бесконечных проволочках с уплатой обещанной суммы Робер де Клари (гл. LVIII).
409. Об оттяжках с уплатой денег, об уменьшении размеров выплачиваемых сумм, а затем и о полном прекращении платежей говорится также в хронике «Константинопольское опустошение».
410. Действительно, Бонифаций Монферратский, как явствует из предшествующего повествования хрониста, был одним из самых убежденных сторонников проекта восстановления царевича Алексея на константинопольском престоле (см. § 98). Именно он принял царевича под свое покровительство, когда тот присоединился к войску крестоносцев (см. § 111 —112). Маркиз непосредственно участвовал во фракийском походе Алексея IV, оказав ему тем самым содействие в «собирании земель» и консолидации территории империи (см § 201—202).
411. Об этом последнем посольстве, видимо, повествует и Робер де Клари в LXIX гл. своих записок, только, согласно его рассказу, посольство состояло всего из двух рыцарей. Версия пикардийского хрониста, однако, неточна — и это неудивительно: он ведь не всегда был достаточно осведомлен в таких подробностях дипломатии крестоносцев, как состав тех или иных посольств, и даже не всегда вообще-то знал о них. Ему остался неведом, к примеру, демарш крестоносцев перед Исааком II в день взятия Константинополя (см. выше, § 184).
412. Об этом см. выше, § 91, 187 и след.
413. Судя по рассказу Робера де Клари (гл. LXIX), Алексей IV ответил послам в сущности формальным отказом выполнить свои обязательства и потребовал от крестоносцев очистить его земли. Тот же хронист передает, что вслед за этим посольством к Алексею явился дож, переправившийся через Золотой Рог на четырех галерах. Император встретил его у ворот, восседая на коне. Хронист в весьма натуралистичном тоне воспроизводит выражения, в которых дож высказал свои чувства. Возможно, однако, что пикардиец в данном случае смешивает происшедшее с другим, более поздним эпизодом — со встречей между дожем и Морчуфлем (см. ниже § 228).
414. История столкновений на суше и на море между крестоносцами и греками в течение этого времени (декабрь 1203 — январь 1204 г.) едва ли может быть прослежена по источникам сколько-нибудь подробно. Известно, во всяком случае, что, согласно данным хроники «Константинопольское опустошение», греки на второй день после первого воскресенья адвента, т. е. 1 декабря 1203 г., атаковали латинян, оставшихся в Константинополе, и, так как бароны воспротивились войне с моря, осаждавшие одержали победу. Судя по той же хронике, 7 января 1204 г. греки предприняли конную вылазку, во время которой понесли немалые потери, тогда как французы потеряли только двух рыцарей и одного оруженосца. Возможно, именно об этой стычке повествует Никита Хониат, сообщая о вылазке Морчуфля (впоследствии — император Алексей V), чей конь пал в ней, а сам вельможа был спасен отрядом воинов, подоспевших из города.