Завсегдатай

Сейчас, пробираясь окольными путями к пустырю, где бродили Беков и Маруф, Эгамов вышел к заводу

Неделя, как заводик был закрыт решением комиссии. Окна и двери обоих цехов заколочены, все ценное, что было во дворе, вывезено, а провода, питающие током корпуса, отрезаны.

Думали: здесь больше нечего брать. Но гаждиванцы эти, оказывается, обнаружили маленький склад, который в спешке был забыт и не описан комиссией, взломали дверь и стали уносить ящики.

Радуясь, тащили они их по домам, накрыв полами халатов. Бегали, суетились, толкали друг друга, роняли ящики под ноги, наступали на них. От негодования потерял Эгамов дар речи, когда увидел все это Словно бегали по его телу И по святому телу его командира.

— Стой! — побежал Эгамов за человеком, который ближе остальных находился к двери склада. — Командир еще не умер!

Гаждиванец от неожиданности уронил ящик и присел. Эгамов дернул его за бороду, разорвал на его груди халат — вот таким он был разъяренным.

— Мы кровь проливали, строили, а вам воровать и грабить!

Гаждиванцы стали молча возвращаться на склад, чтобы оставить ящики, а Эгамов продолжал негодовать:

— Ястребы и стервятники! Вам бы только клевать наши груди, рвать с нас медали и ордена!

Кто-то робко попросил:

— Пожалейте нас, отец Кулихан…

И стали говорить между собой, удаляясь толпой:

— Мы думали, приедет командир Беков… А он приехал, и, наоборот, стали закрывать все.

— Он какой-то усталый, равнодушный. Такой человек не может быть нашим отцом.

— К тому же он, оказывается, и без семьи. А мужчина, не наплодивший детей, все равно что карагач с гнилыми ветвями.

— И еще он без веры. Говорят, что он в молодости бога ругал.

— И имя у него странное. Очень редкое имя среди людей…

— Ладно, будем надеяться теперь на председателя Нурова. Он, говорят, хочет помочь нам…

— Да, надейтесь теперь на него! — побежал было за ними Эгамов, но махнул рукой, вспомнив о Бекове и Маруфе на пустыре.

Увидел Эгамов, что Беков с Маруфом уже идут обратно к дому.

Посмотрев на командира, вспомнил Эгамов слова, сказанные стариками полчаса назад. Да, Беков выглядит очень плохо. Стал он больше кашлять за последнее время, и кашель с кровью отбирает силу его тела.

Вчера Эгамов поразился, увидев на столе руки командира.

«Руки покойника», — мелькнула страшная мысль, и с этой мыслью потом всю ночь боролся бывший адъютант.

— Знаете, — продолжал Маруф начатый разговор, — вначале я настороженно отнесся к вам. Мне не нравилось, что отец делает из вас бога… Вы такой же, как все. И можете страдать. И никакой вы не бог И я завидую вам.

— Завидуешь? — насторожился Беков.

— Я не знаю, что у меня впереди А вы, дядя Исхак уже прошли, и прошли хорошо. Вы врагов уничтожали. И такой колхоз организовали вместе с Hypoвым — не шутка!.. Я много думал о вас, дядя Исхак, о вашей жизни. Многое мне непонятно Но одно я понял: что все очень сложно на свете…

— Верно, — согласился Беков Его подкупала искренность молодого человека. — Чем больше я жил тем больше убеждался в этом.

— Я вам говорил насчет брата. Я считаю, что он струсил, убежав отсюда. А я, я хочу остаться и помочь Гаждивану. Ведь здесь все изменится, я уверен Я верю председателю Нурову… И еще, — продолжал Маруф, — я уважаю вас за то, что вы не боитесь говорить прямо Очень нужно, чтобы такие люди, как вы, дядя Исхак, говорили с нами прямо. Ведь мы ваши дети, нам жить в Гаждиване. Отец этого, к сожалению, не понимает

С волнением слушал Эгамов их разговор. Многого не понял. Но то, что сказал Маруф о боге, обозлило бывшего адъютанта.

«Может, мальчишка, которому я дал жизнь, знает больше меня о боге, — рассуждал Эгамов, — но я, отец его, думаю иначе. Человеку очень нужен бог, добрый, мужественный бог, бог — командир и отец Если его нет, человек остается один в растерянности»

Давно, когда Эгамов пришел в отряд, он прогнал из души ложь того бога, о котором говорила ему религия. И принял любовь к командиру, считая, что только будучи таким, можно сотворить добро.

Разговаривая, Маруф с Вековым шли по улице

Стемнело. И чтобы разглядеть их, Нурову и Турсунову, сидящим возле эгамовских ворот пришлось зажечь фары машины.

— Исхак, — тихо позвал Бекова Турсунов

Нуров остался сидеть в машине, не желая мешать их разговору

Беков смотрел на Турсунова, в первые секунды не узнавая, кто перед ним.

— Пришел попрощаться, — сказал Турсунов

— Уезжаешь? — дрогнул голос Бекова.

— Да. Счетоводом к Нурову, — Турсунов заговорил торопливо, злясь. — Нужно же мне где-то отработать год до пенсии У меня сын растет

Турсунов наклонился к Бекову и доверительно словно ища у него поддержки, объяснил

— Когда Гаждиван соединят с колхозом, хочет Нуров здесь консервы производить. Я просил, умолял, чтобы он оставил меня директором, но разве этот изверг поймет душу товарища? Нуров сказал: мне нужен деловой человек, и плевал я на твои былые заслуги! Так и сказал! Выходит, мы уже ни на что не способны… — И уже другим тоном, громко, чтобы слышал Нуров: — А что, если и ты, Исхак, переедешь к Нурову? Нам будет спокойнее у него.

— Прощай! — Беков поспешно протянул руку.

Турсунов двумя руками сжал ее и хотел было еще обнять друга, но Беков открыл ворота и ушел, оставив его растерянным…

5

Долго он лежал на кровати, пока не услышал гул толпы. Беков приподнялся: где-то рядом шумели и кричали люди. Гул сразу прекратился, когда Беков вышел на улицу.

Первую минуту он ничего не понимал, остановился и смотрел на огромного размера буквы вдоль длинной стены. Под стеной сидели люди.

С большим трудом удалось разобрать, что буквы эти написаны на жестяных и картонных вывесках: «Парикмахерская», «Ремонт керогазов», «Цех вулканизации», «Чайхана»…

Люди молча держали перед собой эти вывески, и, как только командир перешел дорогу и приблизился к ним, появился человек с лошадью. Повернул лошадь так, чтобы Бекову было удобно сесть, а поводья передал Эгамову.

Беков стал взбираться на лошадь, оттолкнул Эга-мова, поспешившего на помощь.

Эгамов сразу подумал, что здесь что-то подстроено. Старики были злы на Бекова и теперь хотели посмеяться над ним.