Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело. Победители. Старая «Олимпия». Ветеран. Экспонат №... Аты-баты, шли солдаты.
Шрифт:
– Черт жирный, жандармская морда, весь стол один занял. И не попросишь ведь: иностранец!
– Кто?
– Жандарм немецкий, кто же еще! Тут женщины с ребятишками на полу сидят, а он один за столиком пиво жрет. Персона!
– Настоящий жандарм? – поразился Коля. – А можно посмотреть?
Лейтенант неуверенно пожал плечами:
– Попробуй. Стой, куда же ты с чемоданом?
Коля оставил чемодан, одернул гимнастерку, как перед входом в генеральский кабинет, и с замиранием сердца скользнул за тяжелую дверь.
И сразу увидел немца. Настоящего, живого немца в мундире
Изо всех сил кося глаза, Коля четыре раза продефилировал мимо немца. Это было совершенно необыкновенное, из ряда вон выходящее событие: в шаге от него сидел человек из того мира, из порабощенной Гитлером Германии. Коле очень хотелось знать, о чем он думает, попав из фашистской империи в страну социализма, но на лице представителя угнетенного человечества не читалось ничего, кроме тупого самодовольства.
– Насмотрелся? – спросил лейтенант, охранявший Колин чемодан.
– Ногой постукивает, – почему-то шепотом сказал Коля. – А на груди – бляха.
– Фашист, – сказал лейтенант. – Слушай, друг, ты есть хочешь? Ребята сказали, тут недалеко ресторан «Беларусь», может, поужинаем по-людски? Тебя как зовут-то?
– Коля.
– Тезки, значит. Ну, сдавай чемодан и айда разлагаться. Там, говорят, скрипач мировой: «Черные глаза» играет как бог…
В камере хранения тоже оказалась очередь, и Коля поволок чемодан с собой, решив прямо оттуда пройти в крепость. Лейтенант Николай о крепости ничего не знал, так как в Бресте у него была пересадка, но утешил:
– В ресторане наверняка кого-нибудь из наших встретим. Сегодня суббота.
По узкому пешеходному мостику они пересекли многочисленные железнодорожные пути, занятые составами, и сразу оказались в городе. Три улицы расходились от ступенек мостика, и лейтенанты неуверенно затоптались.
– Ресторан «Беларусь» не знаю, – с сильным акцентом и весьма раздраженно сказал прохожий.
Коля спрашивать не решался, и переговоры вел лейтенант Николай.
– Должны знать: там какой-то скрипач знаменитый.
– Так то же пан Свицкий! – заулыбался прохожий. – О, Рувим Свицкий – великий скрипач. Вы можете иметь свое мнение, но оно неверное. Это так. А ресторан – прямо. Улица Стыцкевича.
Улица Стыцкевича оказалась Комсомольской. В густой зелени прятались маленькие домишки.
– А я Сумское зенитно-артиллерийское закончил, – сказал Николай, когда Коля поведал ему свою историю. – Вот как смешно получается: оба только что кончили, оба – Николаи…
Он вдруг замолчал: в тишине послышались далекие звуки скрипки. Лейтенанты остановились.
– Мирово дает! Топаем точно, Коля!
Скрипка слышалась из открытых окон двухэтажного здания с вывеской: «Ресторан «Беларусь». Они поднялись на второй этаж, сдали в крохотной раздевалке головные уборы и чемодан и вошли в небольшой зальчик. Против входа помещалась буфетная стойка,
а в левом углу – небольшой оркестр. Скрипач – длиннорукий, странно подмаргивающий – только кончил играть, и переполненный зал шумно аплодировал ему.– А наших-то тут маловато, – негромко сказал Николай.
Они задержались в дверях, оглушенные аплодисментами и возгласами. Из глубины зала к ним поспешно пробирался полный гражданин в черном лоснящемся пиджаке:
– Прошу панов офицеров пожаловать. Сюда прошу, сюда.
Он ловко провел их мимо скученных столов и разгоряченных посетителей. За кафельной печкой оказался свободный столик, и лейтенанты сели, с молодым любопытством оглядывая чуждую им обстановку.
– Почему он нас офицерами называет? – с неудовольствием шипел Коля. – Офицер, да еще – пан! Буржуйство какое-то…
– Пусть хоть горшком зовет, лишь бы в печь не совал, – усмехнулся лейтенант Николай. – Здесь, Коля, люди еще темные.
Пока гражданин в черном принимал заказ, Коля с удивлением вслушивался в говор зала, стараясь уловить хоть одну понятную фразу. Но говорили здесь на языках неизвестных, и это очень смущало его. Он хотел было поделиться с товарищем, как вдруг за спиной послышался странно звучащий, но несомненно русский разговор:
– Я извиняюсь, я очень извиняюсь, но я не могу себе представить, чтобы такие штаны ходили по улицам.
– Вот он выполняет на сто пятьдесят процентов таких штанов и получил за это Почетное знамя.
Коля обернулся: за соседним столиком сидели трое пожилых мужчин. Один из них перехватил Колин взгляд и улыбнулся:
– Здравствуйте, товарищ командир. Мы обсуждаем производственный план.
– Здравствуйте, – смутившись, сказал Коля.
– Вы из России? – спросил приветливый сосед и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Ну, я понимаю: мода. Мода – это бедствие, это – кошмар, это – землетрясение, но это естественно, правда? Но шить сто пар плохих штанов вместо полсотни хороших и за это получать Почетное знамя – я извиняюсь. Я очень извиняюсь. Вы согласны, молодой товарищ командир?
– Да, – сказал Коля. – То есть, конечно, только…
– А скажите, пожалуйста, – спросил второй, – что у вас говорят про германцев?
– Про германцев? Ничего. То есть у нас с Германией мир…
– Да, – вздохнули за соседним столом. – То, что германцы придут в Варшаву, было ясно каждому еврею, если он не круглый идиот. Но они не придут в Москву.
– Что вы, что вы!..
За соседним столом все враз заговорили на непонятном языке. Коля вежливо послушал, ничего не понял и отвернулся.
– По-русски понимают, – шепотом сообщил он.
– Я тут водочки сообразил, – сказал лейтенант Николай. – Выпьем, Коля, за встречу?
Коля хотел сказать, что не пьет, но как-то так получилось, что вспомнил он о другой встрече. И рассказал лейтенанту Николаю про Валю и Верочку, но больше, конечно, про Валю.
– А что ты думаешь, может, и приедет, – сказал Николай. – Только сюда пропуск нужен.
– Я попрошу.
– Разрешите присоединиться?
Возле стола оказался рослый лейтенант-танкист. Пожал руки, представился: