Завтра наступит вечность

– Нет, – не согласился я. – С какой стати?

– Справедливо, – настоял на своем Стерляжий. – Всякой твари надо давать жить, если она тебя не трогает. И государству в том числе. Только не надо его закармливать, иначе оно тебе на шею сядет и никогда не слезет. Для того мы ему и дали разок по соплям, хотя, по правде говоря, те мертвецы мне и сейчас иногда снятся… Там не только спецназ был – они, сволочи, одного нашего с собой в кабину сунули, со старта… А что было делать? Их не мы убили, их государство убило. Из жадности. Они сами виноваты, что нанялись выполнять любой приказ. Я так считаю: либо человек понимает, что отвечает жизнью за некоторые свои поступки, и тогда это его личное дело, либо он дурак, а дураков не жалко. Согласен?

– Не знаю, – сказал я.

– Подумай.

– Я подумаю… А что, на Луне есть драгметаллы?

– На какой Луне! Планета Клондайк, хрен знает сколько мегапарсек от Земли. Тяжесть двойная, атмосфера бескислородная, радиоактивность повышенная, а ураганы там такие, что ветер скалы сносит. Не курорт. Зато самородки – иди и собирай. Если вернешься, то миллионером. Только вот не все возвращаются. А эти козлы думают, будто нам платина даром достается! – От злости Стерляжий зашипел диким котом. – Там добровольцы работают, застрахованные и за хороший процент. Вахтовым методом. Не боись, тебя на Клондайк не отправим, нечего тебе там делать…

– А если попрошусь? – спросил я.

– Ты сперва побеседуй с теми, кто там был, – хмуро посоветовал Стерляжий, – а потом я посмотрю, попросишься или нет.

– Так плохо?

– Хуже. Думаю, тебе лучше пока поработать по госзаказу, а там видно будет.

– Какой еще госзаказ помимо дани? – поморщился я. – Спутники, что ли, по орбитам развешивать?

В ответ я ожидал чего угодно, кроме того, что прозвучало:

– Наоборот.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВИБРИОН ДЛЯ НЕВИДИМКИ

Непослушных он бьет дубиною.

Сергей Есенин

Глава 1

Я летел домой.

Где-то внизу подбитый спутник ПРО, кувыркаясь, сыпался в атмосферу; «Пасифису» уже никак не светило его подобрать. В худшем случае распоротая пулями мертвая железяка сделает один виток, зацепит плотные слои и, потеряв скорость, свалится и сгорит на следующем витке. Возможная задержка ничего не меняет – челнок зря прогулялся в космос. Будь у него в запасе хотя бы сутки, он еще мог бы попытаться выйти на курс пересечения. Но суток у него не было.

Снова ненадолго включились двигатели – мою орбиту корректировали. И вновь – невесомость. Автоматическим движением ткнув в клавишу, я вывел на монитор параметры моей текущей орбиты. Апогей – тысяча четыреста километров, перигей – двести десять. Нормально. В ближайшую неделю не сгорю, если только атмосфера не распухнет слегка от очередной вспышки на Солнце…

Хорошо, что сейчас год спокойного Солнца.

Чепуха это все, а нервы успокаивает. Если твердо уверен, что еще поживешь, дышится легче. Если знаешь, что не сгоришь, как сгорел Толя Фомин…

Пусть кончится топливо или откажут двигатели – меня спасут. Успеют. Хотя, конечно, на «Грифе» все убеждены: рядом со мной не может произойти никакого отказа. Мне бы их уверенность.

Почему это техника в моем присутствии обязательно должна работать без сбоев, даже та, что дышит на ладан и рассыпается в труху от физического износа? Надя ответила: «Техника никому ничего не обязана. Ей просто хочется работать для тебя. Для Капустяна и Стерляжего не хочется, а для тебя хочется». Для Нади все ясно, она нашла слова. Очень ей надо вдумываться в то, что стоит за ними, проблема-то не ее…

Раб, причем зомбированный, – вот что такое новенький исправный аппарат, будь то компьютерный томограф или бульдозер. Чем зомбированнее, тем надежнее. Микродефекты исподволь подтачивают зомбирование, и в какой-то момент раб понимает, что он – раб. Навсегда. Без шанса обрести свободу. И тогда ему хочется лишь умереть, исчезнуть, он начинает сопротивляться, кривая отказов резко устремляется вверх, механизм списывается и отправляется ржаветь на свалку. Если только поблизости не оказывается никого, кто мог бы внушить ему желание еще пожить. Вот оно искусственное сознание, созданное нами и не замеченное, суперсовременное, человекоподобное, построенное на нечеткой логике – и не на спроектированных регулярностях в кристаллах кремния и арсенида галлия, а на их непредсказуемых «плавающих» дефектах…

Надя только посмеялась над моей гипотезой, Стерляжий тоже. Но никто ее не опроверг.

Жаль, что я не математик. Собрать бы статистику странных повторяющихся случаев от полуанекдотического разрушительного «эффекта Паули» на одном полюсе до реального «эффекта Свята» на другом да обработать уж не знаю как… Может, что и получится. Родятся, например, специальные тесты и появится отдельная графа в документе о профпригодности с оценкой в баллах. Пятерка – получай допуск к технике; единица – займись юриспруденцией или хоровым пением и не бери в руки ничего сложнее лопаты. Испортишь – не жалко, предмет дешевый.

– Третий, слышишь меня? – напомнил о себе дежурный оператор.

– Только тебя и слышу…

– Поздравляю. Пять попаданий. Отличная работа. По первым прикидкам, вход в атмосферу через пятнадцать минут.

– Чей вход в атмосферу – спутника или мой?

Оператор хохотнул.

– Шутник. Можешь расслабиться, у тебя одиннадцать минут зоны невидимости. Потом подхватим тебя и вернем в лучшем виде. Пойдешь на неполной тяге, перегрузки будут умеренные.

– И на том спасибо.

– Да чего там, мы же понимаем… До связи.

Они, конечно, понимали. Три с половиной месяца в невесомости – это серьезно, несмотря на обязательные тренажеры. Мышцы слабеют, кости тоже. Чрезмерные нагрузки им не показаны.

Между прочим, лететь к «Грифу» на реактивном выхлопе – такое же средневековое варварство, как шарашить по спутникам из пулеметов. Боевые капсулы следует оснастить приемником энергошнура и таскать их туда-сюда на энергоприводе, как лифтовые кабины. Куда надежнее баллистики. Беда в том, что приемников всего пять – включая тот, что появился на свет фактически на моих руках, – и четыре из них задействованы в лифтах. С генераторами дело обстоит лучше, их не то семь, не то восемь.

Ничего, со временем размножатся. И тогда уже не будет нужды посылать на выполнение ответственных заданий любимца техники Святополка Окаянного в расчете на то, что уж он-то обязательно вернется, при нем аппаратура не засбоит…

Что я им, талисман какой?

А ведь верно – талисман. Предмет, приносящий удачу, при том что абсолютно никого не интересует, как он устроен.

Ну и пусть.

Главное, я нужен. Меня ценят и терпят, хотя Капустян двадцать раз хватался за сердце, а Стерляжий столько же раз обещал выкинуть меня с «Грифа» вон, только не мог решить куда – списать на Землю или вытолкнуть в пространство. В последнем случае – в скафандре, дабы я хоть напоследок задумался над тем, что такое хорошо и что такое плохо.