Завтра наступит вечность
Шрифт:
Он понял. А я выждал еще минут пять и только тогда рискнул проскользнуть в люк. Духовки там уже не было – была обыкновенная сауна. Мечталось о тугой струе ледяной воды из брандспойта – охладить броню. Или, что гораздо лучше, о жидком азоте.
Внутри был порядок. Плавая в собственном поту, я пересчитал снаряды – тринадцать штук, боекомплект далеко не полный. Размышляя, расстраиваться мне или нет по поводу несчастливого числа, я пролез в башню и нашел четырнадцатый снаряд в казеннике орудия. Оба пулемета оказались заряжены и готовы к действию.
А неслабо повоевали ребята… Четырнадцать снарядов. А должно быть больше
Я вылез на броню, открутил горловины баков, двух внутренних и одного наружного, потребовал, чтобы мне сломали прутик, и замерил уровень топлива. Чуть больше половины заправки. Не так уж плохо.
– Эй! Курящие есть?
– Что? – спросил не расположенный к юмору Стерляжий.
– Сам знаешь, что нет, – с ненавистью отозвался Аскольд.
– Жаль, – вздохнул я, – а то бы отогнал на сто шагов. Тут бензин авиационный.
– В танке?!
– Нет, в дирижабле. В танке, где же еще! Аглицкая вещь.
Прежде чем меня обругали, я снова нырнул внутрь и занялся делом, то есть осмотром на предмет: использовать находку целиком или просто помародерствовать.
Всю кормовую часть башни-гробика занимала радиостанция, зарешеченная, словно хищный зверь в зоопарке. На самом-то деле, конечно, решетка оберегала саму радиостанцию от экипажа – танкистам иной раз случается выполнять функцию камешков в погремушке. Радиолампы, видите ли. Та еще техника, пальцем ее не тронь.
Радиостанция, однако, работала, а значит, аккумуляторы еще не сели. Зато не действовало внутреннее освещение, да и внешние фары, как я успел заметить, были побиты. Заводить двигатель я не стал, повращал башню вручную, навел орудие на Аскольда и вылез. Ничего не понимая. Вполне исправная машина завязла в болотине – ладно, бывает. Экипаж решил, что проскочит, и ошибся. Но куда он потом испарился? Пять человек, между прочим. Забрали личное оружие, личные вещи и смылись. Почему они не попытались вытащить машину, почему, черт возьми, бросили ее?
И куда они в конце концов подевались?
В том, что машина доползла до этого места не самостоятельно, а с экипажем – по меньшей мере, с механиком-водителем, – я не имел никаких сомнений. Во-первых, колея не шла прямо, а огибала кое-где наиболее мощные деревья. Во-вторых, кто-то должен был заглушить двигатель – иначе застрявший танк, без толку выработав запас бензина, угряз бы по башню.
В-третьих: откуда на планете Надежда вообще взялся танк из Северной Африки?
Ответ на этот вопрос, возможно, скрывался на другом конце колеи. Из того отдела мозга, что незнамо зачем набит всякой цифирью, я попытался извлечь запас хода «Крусайдера». Кажется, не очень большой, всяко в пределах двухсот пятидесяти километров, да и то по шоссе, а если учесть, что баки наполовину пусты…
Матожидание – порядка шестидесяти километров. При наихудшем раскладе – сто двадцать. Хорошенькое дело – тащиться по этому пеклу двое-трое суток! Не дойдем. Разве что доедем, вырубив танк из цементоподобной глины…
Нет, не вырубим. Нет инструмента а-ля отбойный молоток. Даже лома нет. И кишка тонка.
Минут десять мы спорили – не до хрипоты, поскольку и так все хрипели, а до сипоты. Потом Аскольд выпрямился, встрепенулся и воздел указательный палец.
– Тихо!
Мы помолчали. По-моему, альбинос не ошибся: было тихо. И это возле воды! Никто не шуршал в траве, не орали птицы. Вечная пара стервятников над головой – и
та исчезла. Даже комары не звенели над болотом, даже мухи куда-то делись. Только сейчас я заметил: на окаменевшей грязи не отпечаталось ни одного звериного следа.– Что? – одними губами спросила Надя.
– Там, – отрывисто бросил Аскольд, указав взглядом на заросшую густым тростником низину. – Следят. Опасность.
– Люди? – высипел Стерляжий.
– Звери. Много. Не пойму какие.
– В следующий раз кричи «атас», а не «опасность», – посоветовал я. – Оно короче.
Аскольд не обратил на мои слова никакого внимания. Он понемногу отступал назад и слегка в сторону – так, чтобы мы не оказались на линии огня. Я заметил, что он снял свой «абакан» с предохранителя, и сделал то же. И еще я отчетливо видел: Аскольд напуган.
Эмпатия – так, кажется, это называется. Наверное, всякий зверь, отрастивший себе мозг чуть больше горошины, испускает какие-то флюиды, химические, электромагнитные или еще какие-нибудь, и я всегда был готов допустить, что существуют люди, от природы умеющие эти флюиды улавливать. Такому индивиду ничего не стоит заделаться экспертом по зверью. Насчет Аскольда, правда, у меня были сомнения… до этой минуты.
– Они следят за нами, – глухим голосом повторил Аскольд.
Кто – они? Я не очень удивился бы, если бы над тростником показалась шея диплодока. Не зря, наверное, наш эксперт не берется классифицировать наблюдающих за нами зверушек…
Когда они атаковали, я понял: никто бы не взялся. Никто из людей. На Земле такого просто не могло быть. Ни в какую эпоху ее истории.
Над метелками тростника поднялся белый вихрь. Вращаясь, он странным образом не колыхал тростник, а потом протек сквозь него, как туман, и устремился к нам.
Надя вскрикнула; ее автомат загрохотал и затрясся. Я поддержал, Аскольд тоже. Резко бабахнул шотган. Мы отступали, поливая вихрь свинцом – кажется, зря, потому что вихрь не обращал внимания на пули. Зато он обращал внимание на нас и быстро приближался.
Шагах в пятидесяти от нас смерч притормозил свой атакующий разбег, зато раздался вширь и ускорил вращение. На миг он потемнел, словно беременная дождем туча, и снова стал белым.
– Вон они! – взвизгнул Аскольд.
Вихрь разродился десятком червеобразных тел. Черные, лоснящиеся, высотой больше человеческого роста, они двигались на бешено извивающихся хвостах, и атаковали нас куда стремительнее смерча. У них не было ни глаз, ни пасти, но они явно видели в нас добычу и наверняка знали, что с нею делать.
Меняя магазин, я с удивительной отчетливостью понял, насколько ничтожной бывает дистанция от царя природы до добычи. И как легко покатиться кубарем с вершины пищевой пирамиды.
Они были невероятно проворными и живучими – куда там сухопутному крокодилу! И все же два изорванных пулями червя ткнулись мордами в пыль, бешено извиваясь и истекая бурой жидкостью; еще одного – в упор – завалил Стерляжий…
Мало. Против десяти этих тварей у нас не было шансов. Я высадил половину второго магазина, когда до меня дошла эта убийственная истина. Надя отступала, экономно паля по атакующему ее червю. При всей разумности ее действий я видел: она на пределе. Стерляжий, бросив разряженный шотган, отцеплял от пояса гранату и искал глазами, куда бы ее метнуть. Аскольд остервенело менял магазин и все никак не мог заменить.