Завтра - океан

– Ребята... одежда!

– Что? Укра...ли? Быть не может! Ты, Вадя, смеешься?
– заикаясь от волнения, еле-еле выговорил Борис.

– Погляди сам.

Расщелина была пуста.

Несколько минут мальчики молчали.

Наконец Коля не вытерпел:

– Спокойно, товарищи! Сядем и обсудим...
– Он горько усмехнулся и повторил: - Обсудим наше положение. Кричать о том, что нас обворовали, стыдно.

– Да, стыдно.
– В знак согласия Борис кивнул головой.
– Что же делать?

– Очень просто: дожидаться вечера. Потом кто-нибудь из нас отправится домой и принесет одежду, - предложил Коля.

– План замечательный! Но что скажут дома?
– нерешительно произнес Борис.
– Обязательно спросят, отчего так поздно.

– Подумаешь, задача! Сегодня в школе вечер самодеятельности...

– Тогда пойду я!
– самоотверженно вызвался Борис.

Друзья стали ожидать наступления темноты. Они долго неподвижно лежали на берегу. Настроение было прескверное. Вдобавок хотелось есть.

– Слышите, какие у меня в животе дудки поют?
– со вздохом произнес Борис.

– И у меня тоже, - признался Коля.
– Скорей бы стемнело!..

Но солнце словно и не думало заходить сегодня. Поднявшись, Борис и Вадя принялись молча собирать морские камешки. Коле захотелось побродить по берегу. На выступе одной из береговых скал он нашел кусок парусины, по-видимому, выброшенный на камень штормовой зыбью. Он свернул его трубкой и, перекинув через плечо, возвратился к товарищам.

Вадя, который был одним из лучших учеников по истории древних веков, как только взглянул на Колину находку, авторитетно заявил:

– Настоящая римская тога! От такой не отказался бы сам император Веспасиан...

– Правда?
– заинтересовался Коля.
– Борис, завернись-ка скорее. Она тебе очень пойдет.

Борис покорно примерил древнее одеяние.

2

Вечером, в начале одиннадцатого, Борис завернулся в обрывок парусины и направился домой.

– Ни пуха ни пера, император Веспасиан!
– крикнул ему вдогонку Коля.

– Ладно... Нашел время для шуток!
– сердито отозвался из темноты Борис и зашагал дальше.

На верхней террасе берега, несмотря на позднее время, бродили любители ночных прогулок.

– Глядите, у мальчишки одежду украли, - заметил своей спутнице какой-то молодой человек.
– Экий бедняга!.. Эй, мальчик, а во что ты завернулся?

Борис с досадой сбросил с себя "тогу" и, оставшись в одних плавках, во весь дух помчался по городским улицам.

Не станем описывать, что испытал мальчик, пробегая людный городской сквер. Опустим рассказ и о том, как один солидный гражданин в тюбетейке и роговых очках пытался задержать его. Не сообщим подробностей и о том, как, спасаясь от роговых очков, Борис около часа просидел в подворотне чужого дома.

Но вот, наконец, и его дом - дом, где он родился и жил, где на деревянных воротах еще сохранилась собственноручно сделанная надпись: "Борис Ифанов". Вот и знакомое рожковое дерево, на которое он не раз взбирался.

Дворник Никита стоял у ворот и курил цигарку. Заметив подбегающего к дому Бориса, он усмехнулся, а затем быстро зашел в ворота и наглухо закрыл за собой калитку.

Борис остановился перед закрытой крепостью. Тяжело дыша, он ухватился за спасательную ручку звонка.

Спустя десять невыносимо долгих минут в подъезде раздались тяжелые шаги. В решетчатом отверстии калитки показался лукавый глаз, послышалось удивленное бормотанье, сопровождаемое каким-то странным, похожим на смех покашливанием, после чего прозвучал медленный сипловатый голос дворника:

– Чи я сплю, чи я не сплю?

– Не спите, не спите, дядя Никита!
– поспешно заверил его Борис.

– Що я бачу?
– не без злорадства продолжал Никита.
– Голого, босого человека!

– Голого-босого, голого-босого! Пустите!

– Так я и пустил! Ошиблись, гражданин, домом, - официальным тоном заявил Никита.

– Как ошибся! Да это же я, Борис Ифанов!

– Борис Ифанов? Нет, того быть не может!.. Борис Ифанов добрый хлопец. Он не может шататься по ночам голый!

– Да это же я, дядя Никита!
– нетерпеливо произнес Борис,

– А кто тебя знает, может быть, как тот Гришка Отрепьев, самозванец, - меланхолично проговорил Никита.

– Дядя Никита, откройте, ну честное слово, это же я!
– взмолился Борис.

– Нет!
– решительно отказался Никита.
– Если бы ты был Борисом... Да нет, того быть не может... Борис моего голубка из голубятни выпустил. Разве ты выпускал?

Да, это он, Борис Ифанов, в начале марта без всякой причины, просто из озорства, выпустил из голубятни дворника Никиты голубя-новичка. Голубь не вернулся.

– Разве ты выпустил?
– еще раз спросил Никита.

– Я... я...
– признался Борис.
– Белого турмана с рыжим хвостом.

Никита весело хмыкнул и продолжал:

– Борис - он стекло в прачечной разбил... Разве ты разбил?

– Я... я... Из рогатки... Откройте!

– Бачите, люди добрые, что делается!
– удовлетворенно произнес Никита и загремел засовом.

Ворота раскрылись.

Борис вихрем пронесся через двор, влетел в парадное и вдруг остановился. Предстать перед родителями в таком виде? Ни за что! Что скажет мама?

Тем временем дворник Никита уже во второй раз успел рассказать жене, Агафье Васильевне, о молодом жильце Ифанове.

– Бедный мальчик!
– вздохнула добрая женщина.

В этот момент в дверь квартиры смотрителя дома кто-то тихо постучал.

– Можно!
– крикнул Никита.

Вошел Борис. Лицо у него было жалкое-прежалкое.

– Дядя Никита, дайте что-нибудь надеть, не могу так... Перед мамой... А голубка я вам откуплю...

Агафья Васильевна без долгих расспросов бросилась отпирать огромный сундук.

Вскоре в сапогах Никиты, в клетчатом пиджаке и брюках клеш, на которых пришлось загнуть тройные манжеты, Борис предстал перед своей мамой, Еленой Александровной.