Завтра в России

День пятый 18 августа 199… года

14

Москва, Кремлевская больница. 10.20 по московскому времени

Традиционное, по четвергам, заседание Политбюро подходило к концу. Когда-то точно так же, в больнице, проводил заседания Политбюро больной Юрий Андропов, но происходило это в другом филиале «Кремлевки» – в Кунцево, где находилась бывшая подмосковная дача Сталина. При этом сам Андропов тогда лежал, его ввозили на заседания в кровати…

Теперь на девятом этаже Кремлевской больницы, в большом холле с окнами во всю стену, большим количеством зелени и даже с деревьями в красивых кадках, выздоравливающий Горячев уверенно, хотя и не очень прямо, сидел в кресле – сидячее положение отзывалось болью в груди. Члены Политбюро: Егор Лигачев, маршал Вязов, генерал Митрохин, Борис Кольцов и остальные сидели перед ним за большим столом для заседаний, а за их спинами, среди зелени, расположились заведующие отделами и секторами ЦК КПСС, которые имели отношение ко всем вопросам сегодняшней повестки дня. Уже были обсуждены все текущие внешнеполитические и внутренние дела. Венгрия вышла из Варшавского пакта и объявила себя нейтральной страной, Чехословакия и Польша собираются сделать то же самое. Постановили: повысить цены на газ, поставляемый в эти страны по газопроводу «Сибирь – Европа», и взимать плату за этот газ только в твердой валюте. Япония приступила к созданию индустриальной нейтрально-международной полосы на 39-й параллели, рассчитывая на дешевую рабочую силу из Вьетнама и Китая. Но участвовать в индустриализации советского Дальнего Востока отказывается до возвращения ей Курильских островов. Постановили: с целью оказания давления на Японию предложить Южной Корее несколько выгодных концессий на нашем Дальнем Востоке… В Израиле, в Катании уже несколько лет идут интенсивные секретные разработки парапсихологического оружия, но все попытки КГБ и ГРУ получить хоть малейшую информацию оказались пока безуспешны. Постановили: подсунуть сведения об этих разработках в западные газеты, чтобы западные журналисты бросились в Катанию – авось найдут нового Вануну… Внутри страны: отмена военного положения и возобновление забастовок железнодорожников Кавказа и Прибалтики могут привести к порче миллионов тонн овощей, фруктов и других продуктов, предназначенных для снабжения городов, и вызвать восстания городского населения. Постановили: продлить военное положение еще на две недели и одновременно передать армии весь контроль за работой железных дорог…

Последним вопросом повестки дня было сообщение Бориса Кольцова, секретаря ЦК по идеологии, об инициативе Свердловского обкома партии провести в день выхода Горячева из больницы всенародную демонстрацию под лозунгом «Крепкого вам здоровья, дорогой Михаил Сергеевич». Большинство партийных организаций Сибири уже подхватили эту инициативу, сообщил Кольцов.

– Ну а что вы об этом думаете? – спросил Горячев у Егора Лигачева. Лигачев был давним соперником Горячева в Политбюро и представлял в нем самое правое крыло – партийный аппарат.

Но он сказал:

– Я за эту демонстрацию. Это будет смотр популярности нашего правительства…

– Только выйдут ли люди на демонстрацию? Я имею в виду – добровольно, а не так, как обычно, – лукаво прищурился Горячев.

– Не скромничайте, Михаил Сергеевич! – усмехнулся Лигачев. – Свердловск сообщает, что только за вчера и сегодня на демонстрацию записались 80 тысяч человек. То же самое – в Кемерово, Иркутске, Тюмени. Народ искренне радуется вашему выздоровлению.

То-то же, подумал Горячев. 80 тысяч добровольцев в одном только городе! Молодец этот свердловский секретарь обкома!

Но внешне Горячев не показал радости.

– Понятно… – произнес он задумчиво. – Ну, Стриж, конечно, из чистого подхалимажа это затеял… Но ничего… Мне нравится эта идея. Это покажет силам антиреформы, что народ нас поддерживает, несмотря на все трудности. – И повернулся к генералу Митрохину: – А ты что скажешь?

– Я – за демонстрацию двумя руками, – сказал Митрохин. – Но нужно иметь в виду: когда народ выходит на улицу, могут быть эксцессы. Поэтому мы должны принять меры…

Горячев пытливо посмотрел ему в глаза. Казалось, какая-то мысль одновременно родилась в их умах и пробежала в этом взгляде между ними двумя. Но Горячев тут же отвел глаза от шефа КГБ, сказал присутствующим:

– Хорошо, голосуем? Я выхожу из больницы послезавтра, в субботу. Кто за демонстрацию?

Все члены Политбюро охотно подняли руки. Секретарь записал в протокол: составить резолюцию и сегодня же разослать всем партийным организациям страны. Общее руководство демонстрацией – Кольцов, ответственные за порядок – МВД и КГБ.

– Так, а что с Батуриным? – обратился Горячев к Кольцову.

– Трибунал находится на Гостевой даче, – сказал Кольцов. – Должны вот-вот принять решение.

– Но учтите мою позицию: каторгу, строгий режим – все, кроме смертной казни, – сказал Горячев. – Если за спиной у Батурина все же есть заговорщики, то, пока Батурин жив, они будут сидеть тихо и дрожать, чтобы он не проболтался. Понятно? – Горячев повернулся к Митрохину: – И все-таки каким образом этому мерзавцу удалось пронести пистолет в Кремль? Только не рассказывай, что у нас бардак в армии! Охрана Кремля – это по твоей части.

– Да. Но вы сами запретили обыскивать делегатов. Чтоб на Западе не смеялись…

Это было правдой. Митрохин с самого начала предлагал обыскивать делегатов съезда, но это было бы курам на смех! Делегаты съезда – это же сливки партии, отборные из отборных!

– А что касается армии, то… – Маршал Вязов протянул паузу, ожидая, прервет его Горячев или нет.

– С тех пор как офицерам стали сокращать зарплату, – усмехаясь, сказал за Вязова Митрохин, – даже у меня в КГБ люди смотрят по сторонам – не податься ли в бизнесмены…

Горячев вяло отмахнулся: старая песня. Когда заседание кончилось и члены Политбюро покидали холл, он сказал Митрохину:

– Павел, ты останься.

Все вышли, Горячев и Митрохин остались вдвоем, но в холл тут же заглянула жена Горячева.

– Вы закончили?

– Нет, но ты зайди, – сказал ей Горячев.

Лариса вошла, тронула ладонью лоб мужа, сказала:

– Ты устал, тебе нужно лечь…

– Сейчас… – Горячев вытащил из кармана белый конверт с письмом американского Президента, протянул его Митрохину: – Ты видел это?

– Что это? – спросил Митрохин.

– Посмотри…

Митрохин взял конверт, достал из него письмо, развернул. Горячев пристально вглядывался в его лицо. За всю историю советского правительства еще не было человека, который бы так стремительно взлетел в полные члены Политбюро, как этот Митрохин. Горячев вытащил его из недр КГБ на самый верх, как в свое время он вытащил сюда Вязова, Кольцова и других, но покушение Батурина показало, что даже самое преданное, купленное высокими должностями и званиями окружение ничего не может гарантировать. А с другой стороны, нельзя требовать, чтобы Митрохин или Кольцов влезли в душу каждого делегата съезда. И все же… Не дожидаясь, когда Митрохин прочтет письмо, Горячев резким тоном повторил свой вопрос:

– Я спрашиваю: ты видел это?

Митрохин смотрел в письмо на долю секунды дольше, чем нужно для ответа. Затем поднял на Горячева глаза и сказал:

– Да, Михаил Сергеевич. Конечно, я видел это письмо.

– Значит, вчера ты просто подстроил этому американскому врачу нашу аудиенцию?

– Ну, он так или иначе пробовал бы остаться с вами наедине, – улыбнулся Митрохин. – Я ему просто помог.

– Может, ты и разговор наш слушал?

– Нет! Что вы, Михаил Сергеевич! – старательно возмутился Митрохин.

– Понятно, слушал, – сказал Горячев. – Да я и не поверю, что ты оставил бы меня наедине с американцем! Я бы тебя выгнал с работы в ту же минуту! Ну хорошо. И что ты скажешь? Откуда они взяли эти восемьдесят процентов?

– Вот этого я и вправду не знаю, Михаил Сергеевич, – опять посерьезнел Митрохин.

– А как думаешь: это реальная цифра?

– Вообще-то за идеологию партии отвечает Кольцов…

– Пока я спрашиваю тебя! – жестко прервал Горячев.

– Президент США не станет высасывать цифры из пальца! – вдруг вмешалась Лариса, показывая, что она в курсе всех дел. – Но если у него больше информации о нашей стране, чем у тебя, Паша, то… Ты сам понимаешь…