…Теперь, когда я вспоминаю о нём, я всегда сразу вижу, как он поворачивает ко мне седую голову и улыбается молодой улыбкой.
А тогда мы всё плыли и плыли, Владилен Алексеевич всё смотрел и смотрел. Когда мы проходили мимо третьего острова, хозяин катера включил радио и оглянулся на нас. Передавали последние известия.
Владилен Алексеевич закивал головой. Я видел, что он с огромной жадностью слушает каждое сообщение. И про то, как в Крыму началась жатва, и про шахтёров, и про съезд каких-то микробиологов. Потом передавали про заграницу, про войну во Вьетнаме.
Владилен Алексеевич слушал, смотрел на реку и острова. Лицо у него сделалось удивлённое и злое.
Я, наверное, понял, что он думал. Он думал: я умираю, а вы все остаётесь жить. Зачем же вы убиваете друг друга?
Может, про это он думал. А может, нет… Я подумал — про это.
В конце передавали прогноз погоды. Вот уж неинтересно слушать, где сколько градусов! А он слушал всё с таким же интересом. Диктор говорил:
«В течение первой половины июля сохранится жаркая, сухая погода. В последующий период циклон с юго-запада, рождённый над Атлантическим океаном, переместится на центральные области. Циклон будет сопровождаться сильными ветрами и ливнями».
Владилен Алексеевич посмотрел на меня. Я встал
со скамейки и подошёл.
— Завтрашний ветер, — сказал он с трудом. — Это будет уже твой завтрашний ветер…
— Что он говорит? — громко спросил писатель.
— Завтрашний ветер, — ответил я. — Он говорит, что завтра будет дуть завтрашний ветер.
Писатель ничего не понял и повернулся к штурвалу.
А я понял. Только словами не мог бы складно сказать, что я понял. Я вспомнил и про Марс, и про Луну, и про то, что человек должен жить не меньше двухсот пятидесяти пет. И что я обязательно буду врачом.
Владилен Алексеевич посмотрел мне в глаза и снова улыбнулся. Он увидел, что я его понял.
Мы уже подходили к моим местам. Показался второй остров, а вдалеке пристань, плотина ГЭС.
Первым из знакомых, кого я увидел, была всё та же Наташка Познанская на яхте. Ветра в парусах не было, и она загорала на своей посудине. Ей-то что? Ей и горя было мало!
Как мы причалили, как выводили на берег Владилена Алексеевича, как потом он ещё неделю руководил съёмками из автомашины — про всё это вспоминать не стоит.
Я уж не говорю про тот вечер, когда все они уезжали на аэродром. Владилен Алексеевич попросил, чтоб я обнял его, а я испугался заплакать. Мы стукнулись лбами, и я убежал. Вот и всё.
…Недели через три почтальон дядя Яша подъехал на своём велосипеде к нашему дому и сначала велел мне расписаться в толстой книге, а потом отдал большой пакет.
Там оказалась та самая тетрадь. И чья-то записка.
В записке я прочитал, что Владилен Алексеевич перед смертью очень просил, чтоб тетрадь переслали мне.
Вот она.
Моё началоСчастливые не от богатства,росли мы на пыльных дворах,всесветноекрасное братстволелея в ребячьих сердцах.Хоть лет нам ещё было мало,но красным клочком кумачагрядущеенас обнимало —вихрастых внучат Ильича.Над карканьем толстых торговок,как нашей мечты делегат,всплывал,невесом и неловок,серебряный аэростат.Как будто планеты прообраз,парил он в лучах над землёй,коммунывысокую областьолицетворяя собой.Рождалась,откуда — не знаю,горячая вера в груди,что время нас не разделяет,что Ленину всехвпереди!ВсадникЭх, едет всадникв шапке со звездой!Шевелит ушамиконь гнедой.А всаднику толькочетырнадцать лет,у всадника толькокомсомольский билет,да ружьё за плечом,да враги на земле,да родной эскадрон,и Ленин в Кремле.Эх, едет всадник,а завтра — бой!Шевелит ушамиконь гнедой.Рядом другиелошади храпят —красные конникикачаются в ряд,качаются в ряд,песню поют…Думает всадникдуму свою:а как через тридцать —сорок летбудет устроенбелый свет?Как там ребятастанут жить?За что бороться?И с кем дружить?Песне подпеваетвсадник молодой.Шевелит ушамиконь гнедой.Эх, едет всадник,а завтра — бой!Приход холодовДождь шумитза окном во дворе.Я смотрюна зелёное дерево.И зелёные струитекут по стеклу.Смотрю я на ржавыемокрые крыши.Красные струибегут по стеклу.Взглянул я на сероенизкое небо —серые струи бегут…С градусника,что привинчен к раме,словно за градусом градуспадаеткапля за каплей…Дикие утки веснойСколько их?Одна. Две. Три.Четыре. Пять и шесть.Вонещё летит —седьмая!Значит, не убили.Значит, естьподнебесье, облака и эта стая.Удирают утки.В высь летят,крепко ими Север овладел.Сколько на пути озёр!Сколько на пути засад!Сколько раз возьмут их на прицел!Но летят.Меж
белых облаковв небе синем семь небыстрых точек…И —не улетают далеко,прилетают снитьсякаждой ночью.ОсеньНадену я тулупромановский,тяжёлый,собаку крикнуи уйду в туманлесов осенних,что стоят за школой.А в школе свет горит,бьёт глухо барабан.Раскат лесов безмолвен.За спиноювсё глуше барабан.И вот вокругидёт сосняк то низом,то горою.Среди стволовшагаю сам собоюи рядом пёс —четверолапый друг.Тепло холодное туманит даль без цели —давным-давнопоследний лист упал,зверьё распуганои птицы улетели,а первый снег ещё не выпадал.И холодит вискибелёсый свет берёзы,бежит с оглядкой пёс,бежит не торопясь…Заденешь ветку —и тумана слёзыто за ворот летят,то на дорогу в грязь.И странным ликованием покоя,каким-то тайным счастьем обуян,нет,я не знаю,что это такое, —я знаю, что во мнебьётглухобарабан!И пёс уже за мнойбежит неутомимо.И, ветви отводя,спешу вперёд,вперёд,берёзы сквозь туманлетят, как клочья дыма.Грохочет барабан!И словно горн поёт!Опушка.Лес…И в небе —самолёт.И жизнь идёт.Земля в полёте.И с ней,летящею,летиттот самолёт на развороте.ОтплытиеЖизнь моя!Начинайся сначала!Снова морябьют у причалов.Снова судаготовятся в рейсы.В порт прибегаютзавидовать рельсы…Качаются мачтыи подняты трапы,и ожили флагив солёных накрапах!И картыразвёрнуты у штурманов.И Севервлиять на компасы готов.Матросская служба,о пот её сладкий!Не деньги,а дружбав нашем достатке.И жизнь дорожаетмгновением каждым.Лишь солью морейутоляем мы жажду!Мальчик с вёсламиЯ опытный, большой.Я сплю и помню —ко мне в четыре постучится мальчик,наверное, веслом он стукнет тихопо тёмному высокому окнуи станет зябко ждать в ночи осенней,пока я не откликнусь…Я откликнусь,зажгу свечуи при неверном светепроверю, всё ли в сумку уложил:вот хлеб,вот нож,вот спички,компас,карта,соль в коробке…Да что я снова всё перебираю?!Ведь вечером всё тщательно сложили снасти приготовил.Какого ж чёрта я не сплю и помню —ко мне в четыре постучится мальчик…Он встанет раньше,по тропинке мокройон с вёслами тяжёлыми пройдётсквозь лес дремучий…Не знает он названия созвездий,играющих над головой, над веткой.И думает, что я их знаю все.Он думает, что я большой и сильный,поймаю с ним больших и сильных рыб.Он хочет знать, зачем река стремитсяотсюда к морю? И зачем опятьдождём и снегом падает обратно?И правду ли сказала бабка Марья,что люди все на свете помирают,а если так — зачем они живут?… Я улыбаюсь в темноте,и малостьсвою перед вселенной ощущаю,и радуюсь, что горизонт безбрежен,и мальчикам останутся заботывеликой капитанской широты.И забываю все свои печали.Я должен быть правдивым и простым.Я вправду должен быть большим и сильным,поймать хотя б одну большую рыбу,уметь шагать в ночном лесу по звёздам,разжечь костёр,шалаш поставить прочный…Стучит весло о раму.Откликаюсь.Зажёг свечуи быстро проверяю:вот хлеб,вот нож,вот спички,компас,карта…