Заявка на подвиг: Сказочное повествование

– Всем жителям города, – сказал мистер Ёрик, когда барон Николай поставил точку, – прекрасно известно, почему в этом дворце дети больше находиться не могут, равно как и взрослые. Для самых неинформированных я поясню: в парке дворца живет чудовище, соприкосновение с которым опасно для жизни и здоровья. И мой досточтимый подопечный рыцарь Дон Капитон совершил гражданский подвиг, поселившись в таком месте и обрекя... (он запнулся) обречя...

– Неправда, – прервал его барон Николай. – Дон Капитон не подвергает себя ни малейшей опасности, потому что в парке нет никакого чудовища.

Зал замер. Лицо адвоката так и оплыло от удовольствия, насмешливо зазвенели бубенцы на туфлях. Довольно нюхнув из табакерки, зашелся золотым румянцем и Дон Капитон.

– Нет?! – переспросил адвокат.

– Нет, – повторил барон Николай. – И вам, господин адвокат, как и вашему хозяину, это прекрасно известно.

Мистер Ёрик вышел, как-то юродиво изогнувшись, из-за своего стола, прошел вдоль судейских тронов, вдоль мест присяжных, охватил озорным взглядом толпу и во время всей этой экскурсии продолжал повторять на разные голоса:

– Нет чудовища?! Нет чудовища?! Нет чудовища?!

А затем захохотал, шлепнулся на пол, заелозил на спине, высоко задрав ноги и в истерике бренча бубенцами.

Рыцарь подождал, пока мистер Ёрик закончит свои показательные коленца, и только тогда с расстановкой сказал, обращаясь к судьям:

– Тот, кто обитает в парке, на самом деле тайно запущен туда самим Доном Капитоном, а значит чудовищем не является. По нашему средневековому законодательству существо, имеющее приручившего его хозяина, не является чудовищем, а считается домашним животным. Вот, например, никто же не называет чудовищем уважаемого господина адвоката.

Мистер Ёрик выпрямился, неуверенно хохотнул и вернулся на свое место.

– У вас нет свидетелей, – сказал он, вытирая тряпицей вспотевший от трудов лоб и перетасовывая на столе документы.

Барон Николай, ничуть не задетый такой самонадеянностью, обернулся к судьям и объявил:

– У меня есть свидетель. И не простой, а главный.

Убедившись, что все вокруг ждут, что же он скажет дальше, барон Николай для начала снял с головы шерстяную шапочку. И тут судьи, публика и присяжные увидели, что рыцарь не только совершенно лыс, но и начисто лишен бровей! Зал ахнул – так неожиданно это было, так угрожающе это выглядело.

– И где же ваш свидетель? – спросил Председатель.

– Сейчас, – рыцарь пошел к дверям, рассказывая по дороге: – Видите ли, я где-то читал, что свидетелей надо убирать. Вот я и убрал его подальше, на всякий случай. А сейчас я с вашего позволения его достану.

Он полез в карман и достал оттуда – нет, не свидетеля, а кусок ваты. Разделив его на две части, он заткнул себе ноздри. И только после этого распахнул двери во всю ширину и выкрикнул ломко и увесисто, будто забил решающую костяшку в партию домино:

– Рыба!

В коридоре тотчас послышался шум, грохот, какие-то шлепки и чмоки – вылезал из укрытия далеко убранный свидетель. В зале действительно запахло свежей рыбой. Зрители ахнули и замерли в оцепенении. Опираясь на передние плавники и ими же подтягиваясь, как тюлень в посудную лавку, в помещение резко и неуклюже вполз Вылиз. Задел крайнюю скамейку, опрокинул какого-то зрителя, скользнул плавником по полу, оставив неприятный скользкий след, и пока добрался до трибунки успел – совершенно случайно, машинально – слизнуть шляпы с двух разфуфыренных дамочек. Впрочем, тут же их вернул – слегка, правда, обслюнявленные.

Упершись перепончатыми ладонями в края трибуны, Вылиз гулко вздохнул и почти человеческим голосом прохрипел, слегка заикаясь:

– Не м-м-могу м-м-молчать! Хочу дать пок-к-казания!

После этого рыба попросила стакан воды. Выпив, она положила правый плавник на фолиант и добровольно присягнула говорить правду, только правду, ничего кроме правды.

Здесь в нашей сказке наступает очень ответственный момент, и потому необходимо сделать логическую паузу. Если бы это был кинофильм, то можно было бы дать затемнение, – чтобы зритель посидел с полминуты в темноте. А если бы это был телесериал, то самое время закончить серию, пустить титры, или хотя бы прерваться на рекламу: рассказать что-нибудь про полезность рыбных консервов. Еще вариант – вставить интермедию, или музыкальный номер, что-то типа «Три кита, три кита...». Но у нас другой жанр – литературное повествование, современная сказка, поэтому ничем мы эту композиционную лагуну наполнить, к сожалению, не сможем. Разве что упомянуть, как барон Николай сел на место, как нежно посмотрел он на оруженоску, а та в ответ так же нежно погладила его голую голову и сказала, что новая прическа ему очень к лицу. И еще она сказала ему: «Когда ты не боишься, ты очень смелый!» Впрочем... похоже, этого и достаточно. Пора, стало быть, выходить из затемнения, заканчивать рекламную паузу, приглушать песню – сказка продолжается.

Рыба говорила долго и путано, с трудом справляясь со своим языком.

Перво-наперво из рассказа выяснилось, что Вылиз – это не имя собственное, а название вида южноамериканских морских амфибий, обитающих в Индейском океане недалеко от бухты Барахты; и что сама она, рыба-свидетель, является вовсе не самцом, как пишут в газетах, а самкой Вылиза. И эта деталь имеет чрезвычайно важное значение в свете разбираемого дела. Далее рыба рассказала, каким подлым браконьерским способом она была выловлена Доном Капитоном из прибрежных вод и отлучена от своих малолетних детей, и как новый владелец перевез ее через океан в контейнере с бразильским кофе, обманув таможню и пограничников.

На этом месте рассказа Дон Капитон что-то шепнул адвокату, тот вскочил и закричал:

– Протестуем! По этому эпизоду спешим заявить, что существо нагло лжет. Если бы его везли в кофейном контейнере, то кофе в доме Дона Капитона пахло бы рыбой. А кофе у его светлости отменное, – он вдруг улыбнулся судье самой широкой улыбкой: – Приходите попробовать, ваша справедливость.

Судья вопросительно посмотрел на свидетеля.

– К-к-контейнера было два, – прокомментировала рыба. – Тот к-к-кофе, в котором меня в-в-везли, он п-п-продал в к-к-кофейную лавку.

– Подлец! – раздался выкрик из зала: это вскочил один из зрителей. – Я уже третий день пью эту гадость и не могу понять, в чем дело!

Вслед за ним с места привстал присяжный – из чернорабочих.

– Мерзавец! – гневно добавил он, грозя пальцем Дону Капитону. – Я сегодня утром из-за этого кофея отлупил свою жену!

– А меня наоборот жена отходила по тому же поводу, – присовокупил другой присяжный, из бюргеров. – Троглодит рода человеческого!

Зал загудел; в нем нашлось еще пять-шесть человек, успевших отведать рыбный кофе, и все они отвесили Дону Капитону сдачи – по крепкому словцу. Были и такие, которые утверждали, что это провокация, организованная самой рыбой, но таких было явно меньше – анахронезмцы любили кофе. Адвокат растерянно сел на место. Дон Капитон не дрогнул лицом, только слегка побледнел: наверное, пожалел, что не заплатил присяжным перед заседанием.

– Протест отклонен, – заявил судья, с трудом утихомирив зал. – По эпизоду о продаже порченого напитка поручаю провести отдельное расследование. Присяжных призываю держать себя в руках и не выкрикивать с мест. – Он растерянно развел руками: – Я сам сегодня утром напился вонючего кофе, и ничего, молчу... Продолжайте, свидетель.

Дон Капитон еще немного побледнел, а рыба продолжила свой рассказ.

Итак, Дон Капитон привез Вылиза в Анохронезм, однажды ночью выпустил погулять в Парке Культуры да там и оставил. Он был в курсе, что у Вылиза сильно развит материнский инстинкт, а также знал каким образом он проявляется в неволе: в дали от своих детенышей рыба бросается на всех подряд и вылизывает с головы до хвоста, как поступает она со своими вылизятами. Дон Капитон точно рассчитал, что рыба никогда никого до смерти не залижет, но напугать может достаточно сильно. Ну а то, что в парке в основном гуляют дети, было ему на руку: детей напугать легче; они и думать не могли, что таким образом чудище всего лишь выражает нерастраченные свои ласки. А потом Дон Капитон переселился во дворец – ведь именно из-за него он все это и затеял, – а рыбу с тех пор держал в аквариуме, в котором раньше юннаты разводили гигантских черепах (черепах он съел). Днем рыбу он запирал, чтобы при свете дня ее – не дай Бог – не поймал какой-нибудь храбрец-удалец типа барона Николая, а вечером выпускал на охоту, заставляя громко и устрашающе выть.