Зайти и выйти

Второе тело тоже оказалось с гранатой, и взрыв тоже изувечил останки погибшего бойца. Миномётный огонь действительно прекратился и люди, подхватив своих убитых товарищей, ускоренным шагом двинулись в сторону села. Юра и Валентин шли в замыкании.

– У нас была информация, что хохлы стали дерзко действовать на линии соприкосновения, - сказал Каренин. – В соседней бригаде они так же ночью зашли на пост наблюдения, одного убили, двоих забрали с собой. Действовали очень профессионально.

– Или дозор спал, - вставил Юра. – Как здесь.

– Одно другому не мешает, - парировал Валентин. – Это ещё уметь надо – незаметно подойти. И они же, диверсанты, при этом не знают, спят наши бойцы, или бдят.

– Слушай, а по пленным какая-то работа ведётся? – спросил Трофимов. – Меняют пленных? Их же, наверное, уже много с обеих сторон накопилось?

– Ведётся, - уклончиво ответил сотрудник военной контрразведки. – Там сложно всё, связи строятся на доверии… которого нет. Но, я думаю, наладим и этот процесс.

– Я слышал, что с пленными та сторона творила всякие мерзости…

– Не без этого, - ответил Каренин. – Факты имеются, но давай я не буду ничего рассказывать, чтобы ты потом не сказал кому-нибудь, что тебе это чекисты наговорили…

– Как скажешь, - кивнул Юра. – Парней жалко. Я так понимаю, что никто изначально ничего подобного не ждал.

– Есть такое мнение, - кивнул Валентин. – И сейчас стратегическую ошибку мы хотим исправить решением тактических вопросов. Но и их мы не можем решить… пока. Вон, например, лейтенант Свиридов. Я понимаю, что в гибели дозора виноват он. Но как его в этом обвинить, если объективно и реально у него нет никакой возможности организовать службу так, чтобы бойцы не спали на постах. И если бы это было только у него… представь, что происходит на уровне полков, бригад, дивизий…

За разговорами они вышли к позициям на окраине села, где их встретил Свиридов и огорошил новостью:

– Нашёлся один боец из дозора. Интересные вещи рассказывает…

Каренин чуть не встал в охотничью стойку:

– Где он?

– На кэпэ у меня сидит.

– Идём!

– Разрешите поприсутствовать? – спросил Трофимов.
– Интересно очень.

– Да, конечно, - кивнул Каренин. – Будете даже кстати.

Боец сидел на стуле, когда в помещение вошли офицеры. Контрактник встал.

– Майор контрразведки Угрюмов, - представился Каренин. – Мне необходимо вас допросить.

– Рядовой Щербаков, - представился пехотинец. – Стрелок-санитар третьего отделения.

Трофимов вспомнил этого бойца – он находился в составе дозора, когда снайпера днём устроили противнику показательную порку.

– Рассказывайте, как обстояло дело, - предложил Валентин.

Он сел за стол, определив место допрашиваемого перед собой – причем, стоя. Боец встал, руки по швам.

– Днём мы не видели у хохла никакого движения, - сказал солдат.

– То есть, не обнаружили активности противника на линии боевого соприкосновения, - уточнил Каренин.

Щербаков кивнул.

– Потом Ларец сказал, чтобы я и Кипеш спали до вечера, а ночью бы не спали, а дежурили.

– Старший дозора распределил среди личного состава время отдыха и бодрствования, - сказал Валентин. – Понятно. Что было потом?

– Потом я проснулся от громкого хлопка. Нет, не выстрела, а такого хлопка, как в ладоши если хлопнуть. Был вскрик, потом была какая-то возня, потом Ларец громко попросил его не убивать и всё затихло.

– Вы услышали применение бесшумного оружия и последующую рукопашную борьбу сержанта Ларцова с украинскими диверсантами, в результате чего старший наряда погиб. Что было дальше?

– Я стал смотреть, но было темно, и я ничего толком не видел. Слышал голоса, они переговаривались. Потом слышал, как кто-то громко сказал «вылазь, кацап», потом Никитос тоже просил его не убивать, а они ему сказали идти с ними.

– Вы стали свидетелем того, как в плен к врагу сдался рядовой Никитенко. Вы как-то препятствовали действиям противника?

– Да, - боец обернулся на Трофимова, словно боялся, что тот начнёт его бить. – Я выбрался со своей лёжки, и пополз в сторону деревни. Я слышал, что Никитос им сказал, что я нахожусь в лёжке, и они вроде бы подходили туда, но я уже уполз. Что было дальше, я не знаю.

– Где ваше оружие?

– Я его… потерял.

– Что произошло с остальными?

– Я не знаю, - в глазах солдата, совсем молодого мальчишки, перешедшего на контракт сразу после срочной службы буквально накануне начала войны, появились слёзы. – Товарищ майор, а что с ними стало?

– С остальными? – Каренин осуждающе посмотрел на солдата. – Сержант Ларцов и рядовой Смирнов погибли, Никитенко, Сагидуллин и Некишин, предположительно, в плену. В том числе благодаря тому, что вы свой автомат… потеряли.

– Почему ты не стрелял, солдат? – спросил Трофимов. – Ты же понимал, что это – враг.

Щербаков обернулся и всхлипнул:

– Я не смог. Мне было страшно.

– Я его заберу в комендатуру, - Каренин глянул на Свиридова. – Таков порядок.

Командир роты кивнул. Когда они остались в помещении втроём, Валентин, горько признал очевидное:

– Мальчишка совсем… а с той стороны пришли матёрые боевики, - он посмотрел на Трофимова. – Юра, опиши человека, с которым ты там встретился.

– Высокий, примерно моего возраста, снаряга очень крутая. Я думаю, что он в меня не стрелял потому что, я держал его на мушке. У него, я сейчас вспомнил, на ноге и на руке были светлые повязки, или скотч.

– Ну, - Каренин усмехнулся. – А ты сам почему не стрелял?

– Я? – Юра даже растерялся от такого вопроса. – Я реально вначале подумал, что это свой.

– В том и беда, - кивнул Валентин. – Мы, считай, воюем с самим собой. На той стороне такие же Паши, Жени и Вали, которые от нас ничем не отличаются…

– Да уж, - согласился Трофимов. – «Наглосаксам» удалось намертво стравить два славянских народа. Сидят сейчас в Лондоне и Вашингтоне, и потирают руки.

– Они к этому долго шли, - вставил Каренин. – Тридцать лет хохлам мозги промывали. Бандеру реанимировали, Шухевича, ОУН, с их ложным представлением «самостийности», и в итоге целое поколение националистов вырастили, которое ненавидит Россию, видит в нашей стране источники всех своих бед.