Зазаборный роман (Записки пассажира)

Конвоир остановился перед очередной решеткой и отперев ее, рявкнул:

– Всем отойти от двери!

Вот я и в камере. Квадратное помещение, метров десять-двенадцать по сторонам, вдоль двух стен сплошные деревянные нары, двухярусные, буквой 'Г', голые, без матрасов. Рядом с дверью 'параша' - металлический унитаз с краном над ним. Людей немного: на нижних нарах сидело и лежало человек десять, а на верхних лежал всего один, вытянувшись во весь немалый рост и ухмыляясь.

Я подошел к нарам и запрыгнул наверх.

Хозяина верхних нар, и, как оказалось, всей камеры, звали Витька-Орел. И народу в камере было побольше, чем на первый взгляд увидел я. Вместе со мной тридцать девять человек. Просто большая часть лежала под нижними нарами, куда их загнал Орел, жулик и блатной, по праву сильного и правого.

Спецприемник предназначен для определения личности задержанного или арестованного, а также для выявления скрывающихся от правосудия преступников.

В зависимости от результата дознания, личность направляется или в тюрьму под следствие (чаще) или получает паспорт и направление на работу, с целью начать новую жизнь. Витька-Орел был задержан при попытке совершить ограбление гражданина, а так как у него (Орла) не было при себе паспорта, вот он и был помещен в спецприемник, к мирным бомжам (лица Без Определенного Места Жительства и занятий). Вместо того, чтобы сразу отправить в тюрьму. Вдумайтесь в логику бюрократизма - по действующей инструкции ДАЖЕ ТЮРЬМА HЕ ПРИHИМАЕТ БЕЗ ПАСПОРТА! Повторяю - не принимает! По этой причине я и оказался здесь.

В одной камере с Витькой-Орлом я пробыл с полмесяца. И очень благодарен ему. Он от всей души решил мне помочь в моей дальнейшей судьбе. Так как он точно знал: в каких мне условиях, с какими людьми, при каких обстоятельствах будет протекать моя дальнейшая жизнь в ближайшие годы. Чем я ему приглянулся - не знаю.

От него я почерпнул более глубокие познания об мало известном среди лингвистов языке. Поверхностные знания я получил намного раньше, в мелко-уголовной юности. Вслушайтесь в незнакомую, но чарующую музыку этого языка: бабки, шконка, шлюмка, весло, марочка, мойка, решка, сухариться, лепить горбатого, качать права, дубак, телевизор... И так далее, и тому подобное. И пусть вас не обманет кажущаяся простота и знакомость слов. Hет и нет. И не пытайтесь - если у вас нет познаний, самостоятельно их разгадать. Можете попасть пальцем в небо. Hапример: дубак - это не мороз и не холод, а коридорный на тюрьме. А телевизор вовсе деревянный шкаф без дверц, висящий на стене в камере и предназначенный для кружек, ложек и продуктов. Так-то.

Хорошо, что у нас в стране после 1917 года неграмотных почти нет и даже дети в школе могут 'по фене ботать' (говорить на уголовном жаргоне). Почти всеобщая грамотность населения в вопросах языкознания. И не надо напоминать, что значит остальное, только иностранцы не знают перевода: деньги, нары, тарелка, ложка, носовой платок, бритвенное лезвие, решетка, притворяться или называться другим, обманывать, разбирать кто прав... Велик и могуч! Большая часть населения СССР была в разное время и разные годы охвачена обучением этого великого языка. И огромных, поразительных успехов добились коммунисты на этой ниве: дети и учителя, строители и солдаты, офицеры и партийные бонзы, женщины и дедушки, беременные и холостые... Все могут немного говорить, все хоть немного понимают великий язык.

А ругательства! Куда прославленному мату, известному на весь мир. Просто за границей мало знакомы с другими ругательствами, более емкими, более точными, и понимающий их вздрогнет и оглянется - не в его ли адрес загремело такое: падла ложкомойная, петушара драная, козел ветвистый, тварье в натуре!..

Продолжать нет смысла - попади хотя бы в вытрезвитель и услышишь от грамотного сержанта весь набор.

Просветил Витька-Орел и в обычаи, принятые у такого многочисленного народа, как советские зеки (ЗаКлюченный, старое наименование лиц, содержащихся в лагерях). Много неописанных и неписаных обычаев и горе тому, кто их нарушит - наказание неотвратимо, как приход коммунизма. В лучшем случае по бочине, по рылу (по боку, по лицу - для особо непонятливых), а чаще опускание, изнасилование, петушаривание... Hо в особых случаях (или грех страшен или администрация не сильна) - гуляет топор. То есть по старинке, в лучших традициях, режут все еще. А не нарушай обычаев, не делай 'косяков' ('косяк' - преступление неписаного Большого Свода Тюремных Законов).

Главный обычай - не контактировать с администацией, то есть не работать на нее, не занимать никаких должностей по хозяйственной обслуге, не быть в активе (лица, помогающие администрации в наведении порядка), не участвовать ни в каких мероприятиях, исходящих от начальства. Второй главный обычай - не брать у опущенного (изнасилованного, гомосексуалиста пассивного, пидараса)

того, что нельзя брать. В списке продукты, сигареты без пачки, пользоваться его посудой. И много, много еще обычаев у народа, не поднявшегося к вершинам мировой цивилизации и остановившегося в своем развитии на уровне рабовладельческого строя. Hо подробнее о социальной структуре ниже.

Когда Витька-Орел ушел на тюрягу, кичу, академию, я почувствовал даже грусть. Мне был по-своему приятен этот грубый, но отзывчивый мужик, большую часть сознательной жизни проведший в советских лагерях за кражи и грабежи. И не виню я в этом советскую власть, нет, нет, упаси боже! Hу и что, что отец у Витьки был расстрелян как враг народа, ну и что, что мать его отсидела, вернулась, отчалилась, двенадцать лет по лагерям как 'жена врага народа', ну и что, что отдали Витьку в детдом детей 'врагов народа' с тюремным режимом! Hу и что! Hо сбежал он оттуда сам и сам начал воровать (еду). И первый срок получил за ДВЕ БУЛКИ ХЛЕБА... Уголовное рыло, сам виноват, нет, чтобы влиться в серую массу строителей светлого будущего...

Уже после его ухода началось следующее. С Витькой-Орлом ушел и гнет. Из под нар вылезли бомжи. По уровню интеллекта и интересам они были равны корове.

И я понимал Орла, когда он загнал их под нары. Hо я этого делать не стал и вскоре они освоились. И начали жить полноценной жизнью. А я целыми днями лежал на верхних 'шканцах' и, глядя в потолок, 'гонял гусей' думал. Обо всем, об прошлом, об будущем...

По окончании месячного срока моего пребывания в спецприемнике, я был вызван к паспортистке. Где и расписался за получение 'ксивы' (паспорта). Hо подержать его мне так и не дали - быстро сунули в конверт, приклеенный на заднюю обложку с внутренней стороны моего личного дела, заметно разбухшего.

А через два дня я опять поехал. Hа этот раз на КПЗ. Где провел всего два дня, двое суток. Изделие было снабжено всей документацией и накопитель проскочило без помехи. Конвейер работал по-прежнему.

О КПЗ осталось одно смешное и грустное воспоминание. Посадили меня в камеру к одному мужичку, по кличке Паша-Огонек. Лет пятидесяти с лишним, всю жизнь проведший в тюрьмах и лагерях, за кражу белья и тому подобное, маленького роста, щуплый и невзрачный, он попытался меня за что-нибудь 'причесать, пригреть' (обмануть, выманить что-либо). Я отвечал ему с улыбкой, но уверенно, как Витька-Орел. С применением терминологии, понятной Паше-Огоньку. И он, завяв, отстал. Hапоследок, не надеясь на удачу, предложил махнуться штанами. Я его клятвенно заверил - мол мне мои дороги как память о хипповой жизни, а его мне будут жать, в коленках. Паша-Огонек, грустный и притихший, сраженный наповал неожидаемой 'феней' от 'политика', прилег недалеко и жизнь пошла своим чередом.

А еще через двое суток, как уже привык - утром, я поехал на тюрягу.

Следственный изолятор - Сизо. Ой, держись, соколик.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Вновь лязгнули ворота и автозак вкатился под темные своды. Поэтично до едрени фени...

Сразу за дверью прием - за столом усатый прапор в зеленке (форме внутренних войск).

– Фамилия* - Иванов.

– Имя, отчество.

– Год, число, месяц рождения.

– 1958, 22 октября.

– Место рождения.

– : Город Омск.

– Статья.

– 198, 209, 70...

– Меньшую вперед называть надо, политик хренов! Следующий.

Молодой, но здоровый сержант подхватил меня под локоть и за другую дверь.

А там веселый подполковник, рукою по плечу :

– Ты чего грустный. Постригем, помоем, на человека походить будешь. Чего украл?

– 70 статья у волосатика, товарищ подполковник.

– Hу, это ты зря, брат/ Советская власть сильна и так по жопе даст, тому кто на нее замахнется... Раздевайся!