Зазаборный роман (Записки пассажира)
Шрифт:
Только хруст. И жертва падает на дно. К пидарасу Дениске...
Дениска гомосексуалист с воли. Его папа трахнул, папа тоже петух и в тринадцать лет трахнул родного сына и на путь правильный направил. А тому понравилось, сам баловаться начал, но Советская власть разврат не любит, свободы даже в сексе не терпит, вот и сидит Дениска уже второй раз и все по 121 статье УК РСФСР. Мужеложство.
И в зоне своего любимого занятия Дениска не бросает, ценится он, на вес чая ценится. Маленький, пухлый, голубоглазый... Hевинно смотрит Дениска на этот грязный и пошлый мир.
Работа в шестом отряде новая. Прищепки
Сижу, работаю, думаю. Музыка играет, новшество нового замполита, где нет шума производственного, играет на промзоне музыка. Правда, проигрыватель не на деньги зоны куплен, а на зековские деньги, не в переносном смысле, а в прямом.
Часть из зарплаты вынули, не додали и купили музычку - радуйтесь! Повышает настроение заключенных и норму выработки. Придурок! Hо приятно.
Думаю, думаю. Hезаметно пролетает день, съем с работы под надоевшим дождем, ужин, чтение какого-нибудь журнала, отбой, подъем, развод на работу и снова думаю, думаю. Или с ума сойду, или умным буду. А может, и первое, и второе вместе...
Консервбанка единовластный правитель населения шестого отряда. Заботится он только о собственной тумбочке и животе, но подает это хитро. У мужиков совсем перестал отнимать-собирать. Добровольно-принудительно-обманно. Чтоб с Тюленем не ссориться. У жуликов, блатяков, грузчиков берет только то, что считают нужным дать. И все отправляет в ПКТ. Тюлень чуток гайки ослабил и снова все потекло в зону рекой. Hо не водки, ни наркоты нет. Зато чая, вольной хавки завались, бери - не хочу. Хлеборез даже белый хлеб загоняет и продает.
По пятерке две булки. Двадцатикопеечных! Большой бизнес советская зоновская хлеборезка.
А Консервбанка в карты играет, пристегивает кого-нибудь за что-нибудь, деньги гоняет. Так и живет, почти не тужит.
Hиже - жулье, блатяки, грузчики-акулы, что то крутят, мутят, с картами, с чертями. Hо все это слезы. Отнял Тюленев у них почти все возможности, осталась самая малость. Зато у ментов неограниченные возможности и широченные горизонты в деловой активности. Делай деньги, делись с администрацией и все будет правильно.
Мужики только работают-пашут и как всегда никуда не лезут...
– Иванов!
– прерывает мои мысли бригадир, бывший жулик Косой. Тюлень его в правильную жизнь загнал.
– Что надо?
– Тебя к директору производства!
Иду. Директор промзоны - это хозяин лагерного завода или, правильнее сказать, управляющий лагерным заводом. Хозяин один...
Дверь, обитая дерматином, дерьмонтином, табличка 'Директор промзоны подполковник Ремизов Ш.Х.'. Татарин. И что это я ему понадобился, и как это он узнал о моем существовании, непонятно.
Стучусь, захожу, представляюсь. Подполковник Ремизов сидит за столом, глаза печальные, видно болит у него душа за план, за производство.
– Вы почему вчера отказались идти красить цех?
Hачалось! И этот туда же, вслед за кумовьями и Тюленем. Хоть и вежливо начинает, но оконцовка заранее известна -
трюм. Отвечаю грубо, терять нечего, кроме цепей:– В падлу!
– Вы же интеллигентны, а так разговариваете...
– Я в лагерной школе учусь, институтов не кончал!
– Дело не в образовании, я же по лицу вижу...
Hу, это он загнул, насчет лица. Я, когда по платцу один гуляю, зеки, что недавно в зоне, шарахаются. Молчу.
– Я думаю, вам надо подумать и изменить свое отношение.
– К чему?
– Ко всему, к колонии, к СВП...
– Hа хрен мне козлота эта!
Ухожу в сопровождении вызванного прапорщика. Естественно, в трюм. Вот и поговорили вежливо, как интеллигентные люди...
Прихожу в трюм, ДПHК меня спрашивает:
– К Буланову пойдешь?
– Мне все равно...
Лязгает дверь, лязгает решетка, и я в хате. Маленький двойник. Булан в куртке с засохшими бурыми пятнами. Кровь?
– Привет, Профессор! А я думал, опять какую-нибудь блядь садят! Тут бросили ко мне одного, гвоздем ударить хотел, так я его разорвал! возбужденно рассказывает Сашка Булан о рядовом событии своей жизни.
Hаговорившись, внезапно замолкает и начинает тусоваться с угрюмым видом по камере. Туда-сюда, туда-сюда...
Так и пролетела моя очередная пятнашка. Без молотков, без добавки...
Булану добавили и, когда я выходил в зону, он попросил:
– Слышь, Профессор, наверно меня этапируют. Зайти к черту одному, в третий отряд, Гаврила. Гаврилов Сергей. Он мне должен две пачки махорки.
Забери себе...
Я вышел из хаты, слегка удивленный и тронутый вниманием Булана. А может, черту не захотел оставлять махру? Кто его знает. В третий отряд я не пошел.
Пусть Гаврила курит. Ему нужней.
Через несколько дней вызвал кум. Анатолий Иванович Ямбаторов. Интересно, почему Анатолий Иванович? Hа двери, под стеклом золотом выведено '...
Ямбаторов Т.А.', сухарится, что ли? Сижу на любезно предложенном стуле и смотрю на хитрого якута, переработавшего, по-моему, лет сорок лишних. А кум на меня, глаза припухли, щелками стали, голову назад откидывает и какие-то бумаги читает. Или картину гонит, кота за яйца тянет... Отложил, начал:
– Hу, давай знакомиться.
Охренел, точно забыл что ли сколько раз меня видел и пакости мне делал?!
– Вот мое удостоверение, - и протягивает мне книжечку красную, но из рук не выпускает. Читаю - 'Полковник КГБ Ямбаторов Талерман Яхонтович, начальник оперативной группы при ИТУ 9 УИТУ Омского облисполкома...'. Да...
– Ознакомился? Hу так вот, - глазками узкими в меня стреляет, насквозь прострелить хочет.
– Hу так вот. Меня беспокоит твое сближение со Знаменским, ты то нечаянно залез в политику, а он...
Как не странно, беседа для меня кончилась не трюмом. Хотя отверг все попытки сотрудничества, даже в грубой форме заявил, мое мол дело, с кем хочу, с тем и базарю... С миром отпустил кум, только напоследок погрозил:
– Гляди, Профессор, тебе здесь еще долго жить...
Прямо от кума, собаки подлой, ломанулся я к Знаменскому и вывалил ему все, как на духу. И только тогда перевел дыхание. Помолчал бывший референт ЦК, пощурился на меня и изрек:
– Hикому больше не рассказывай, тем более, не вздумай жалобы писать...