Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Надеюсь, поручик, вы будете благоразумны и не станете трезвонить о нашем разговоре на каждом углу? В вашем «клубе» – особенно…
Саша постарался хлопнуть дверью особенно сильно.
* * *
«Какая же я свинья, право… Совсем забыл…»
Саша, плотно прикрыв окно и затеплив керосиновую лампу – с электричеством после взрыва на электростанции было совсем плохо, а восстановительные работы шли медленно, да и снайперы не дремали, – по третьему разу читал и перечитывал матушкины письма,
«Милый мой сыночек, жду не дождусь от тебя весточки…»
«Сегодня же напишу, – дал зарок молодой человек. – Напишу и отправлю…»
Он со стыдом вспомнил, что даже не знает, как ему отправить письмо: обычной почтой или через посольство. Не хотелось, чтобы конверт вскрывали липкие жандармские пальцы, щедро вымарывали черным неподходящие, по мнению цензора, строки…
«Надо будет спросить Иннокентия Порфирьевича, – подумал он, но в памяти всплыло их натянутое расставание в госпитале, и в душе колыхнулось раскаяние. – И извиниться заодно».
Он сложил письма в пухлую стопку и подровнял. Надо было сложить куда-то, но куда? За долгие месяцы он толком так и не обзавелся обстановкой. Да и много ли вещей у строевого офицера? Одежда, полка с книгами, разные мелочи… Взгляд упал на купленный еще вместе с Еланцевым кальян. Или как его там… чилим. Так ни разу и не раскуренный, лишь покрывшийся пылью…
На столе оставалось еще одно письмо, тоже вскрытое бдительным цензором, как и остальные, но так и не развернутое адресатом. От одного взгляда на летящий почерк, которым конверт был подписан, у Саши сжималось сердце. Сколько раз он бережно вскрывал такие же конверты, вдыхал легкий аромат, хранимый бумагой…
Не удержавшись, он и сейчас поднес конверт к лицу. Показалось ему или нет, но тонкий, едва уловимый аромат знакомых духов сохранился и сейчас, волнуя, будоража кровь.
«Что я теряю? – подумал он. – Почему я боюсь развернуть листочек? Почему? А вот возьму и прочту!»
Но знал, что не развернет и не прочтет. К чему будить призраки прошлого?
Рука, поднесшая к лампе письмо, слегка дрожала, но не отдернулась даже тогда, когда соломенно-желтое пламя с голубой каймой коснулось пальцев. Боль была сладка, как щемящая сердце светлая грусть.
Так и не прочитанная весточка из прошлого рассыпалась невесомым пеплом, но даже после этого в комнате продолжал витать чуть заметный аромат духов.
Аромат умершей любви…
* * *
– Поручик, – прапорщик Деревянко был удивлен, если не сказать большего, – к вам гость.
– Зовите, – буркнул поручик, спуская босые ноги с кровати на пол: уснул он уже под утро, несмотря на усталость, и проспал, судя по часам, не сутки, как намеревался, а всего ничего. – Хотя постойте. Там, случайно, не дама? А то я, понимаете…
– Да нет, мужчина… – окинул критическим взглядом соседа с ног до головы Матвей Опанасович. – Но накинуть что-нибудь на ваше, хм-м… исподнее, Саша, рекомендую.
Когда минуту спустя в дверь требовательно постучали, молодой человек выглядел прилично. Даже очень. Хотя парадный мундир не надевался с Пасхи и был, мягко говоря, не готов к выходу.
«Да и черт с ним, – досадливо подумал Александр, безуспешно
пытаясь разгладить ладонью упрямую складку. – Что там за гость такой, что я перед ним должен быть наглаженным и прилизанным? Обойдется…»– Войдите!
– Добрый день, – приветствовал его вошедший: высокий худощавый офицер королевской гвардии – алый короткий мундир, обшитый галуном наподобие гусарского, белая меховая шапка с пышным султаном (в такую-то жару!), синие с золотом рейтузы, лаковые сапоги.
– День добрый… – ответил Саша настороженно, пытаясь понять, чем же ему знакомо лицо афганца.
– Не узнаете? – знакомо улыбнулся офицер, снимая свой головной убор и водружая его на тумбочку у входа. – Оно и понятно… Виделись-то мы всего несколько минут.
– Вы?…
– Ну да, это я. Поздравляю вас, поручик, выбраться живым из такой передряги…
– Так вы – не перс?
– Ну вы же не афганец, хотя и были облачены в капитанский мундир пехоты Его Величества. Кстати, разрешите представиться – Фархад Али Джафар, джегтурэн[70] королевской гвардии, личный адъютант его королевского высочества принца Махмуд-Хана.
– Э-э-э…
– О! О вас, Александр Павлович, я знаю все, можете не представляться. «La noblesse oblige»,[71] как говорили древние. Можете, кстати, называть меня просто Федором Алексеевичем. Так меня звали друзья в Ташкентском пехотном Его Императорского Величества Алексея Второго училище. Которое я, как и вы Николаевское, закончил с отличием.
– Так почему же вы не в гвардии?
– Почему не в гвардии? Как раз в гвардии.
– Ну и чему же обязан?…
– Александр Павлович, – принял официальный вид гвардеец. – Я уполномочен пригласить вас во дворец Его Высочества.
– Зачем? – опешил поручик.
– Мой повелитель не любит пышных сборищ и кровавых забав, как его кузен, – склонил голову господин Джафар. – Но ценит храбрых людей. Я рассказал ему о вас, и он пожелал познакомиться поближе с человеком, оставившим почетную службу и отказавшимся от возможных благ в будущем ради помощи маленькой бедной стране, которой ему, возможно, предстоит править. Да продлит Аллах дни властелина нашего Ахмад-Шаха.
– Но я…
– Вижу, – критически окинул взглядом своего визави гвардеец. – Давайте поступим так: я вас оставлю в покое на часок, а… – он поглядел на свои щегольские наручные часы, – скажем, в тринадцать ноль-ноль буду ждать вас внизу. У меня авто – прокатимся с ветерком. Если вы не имеете других планов.
– Да вроде бы нет… – пожал плечами Бежецкий. – Я в отпуску еще несколько дней…
– Тогда договорились. – Офицер взял свою «папаху» под мышку и открыл дверь. – Не задерживайтесь, пожалуйста, высочайшая особа, как-никак…
* * *
– А почему не через главный вход?
Офицеры только что миновали какую-то сторожку, более подобающую фабрике или овощехранилищу, и шагали теперь по узкому проходу между кирпичными зданиями без окон, еще более придающими «тылам» дворца Махмуд-Хана сходство с чем-то производственным или торговым. Людей им навстречу попалось всего двое, да и охрана на входе оставляла желать лучшего – двое вооруженных лишь пистолетами в кобурах гвардейцев в камуфляжной форме российского образца (да и происхождения, вероятно, российского).