Здесь был Шва
Шрифт:
— Как ты могла так с ним поступить? — спросил я Лекси, доставив её домой.
Она разгневанно уставилась на меня. Нет, не глазами, а всем лицом, что было ещё хуже.
— Если ты забыл, то ты поступил точно так же!
Она была права, и от этого я разозлился ещё больше.
Мы сидели в гостиной её деда, слушая шелест внезапно налетевшего ноябрьского ливня. Кроулиевская сиделка, сразу давшая всем понять, что она кошатница, выгуляла собак под дождём, потому что я не явился на работу вовремя. Теперь во всей квартире
— Я думала, он понимал, что мы с ним только друзья, — сказала Лекси.
— Не верю я тебе! Да, ты не можешь видеть глупо-влюблённое выражение на его физиономии, но не может быть, чтобы ты не слышала это в его голосе!
На глазах Лекси выступили слёзы, но они меня не смягчили.
— А может, я просто не хотела это слышать, понял? Может, мне нужны были вы оба. Это что, так ужасно?
И тогда я кое-что понял.
— Ты никогда раньше не встречалась с парнями по-настоящему, правда?
— А причём тут это?
Судя по её тону, я попал в точку.
— Это очень даже причём!
Понимаете, я знавал парней и девчонок, которые были истинными мастерами манипуляции, когда дело касалось отношений. Я подспудно чувствовал, что Лекси — именно из таких. Да, она манипулировала нами, но её ухищрения были невинны. Ей досталось слишком много парней, и она, словно неловкий жонглёр, роняла лишние мячики — не потому, что ей так нравилось, а потому, что не знала, что же с нами делать.
Лекси долго молчала; лишь время от времени вытирала глаза тыльной стороной ладони да наклонялась погладить Мокси. Но грехи и добродетели, которым тоже хотелось, чтобы их приласкали, постоянно оттирали поводыря в сторону, и от этого Лекси расстраивалась ещё больше.
— Я отпугиваю мальчиков из нашей школы, — наконец призналась она. — Я люблю выходить на люди, а они по большей части любят уединение. Понимаешь, школа у нас очень уж эксклюзивная, и других ребят родители оберегают от внешнего мира гораздо больше, чем меня. Думаю, мальчики просто не знают, как себя вести со мной.
— А как другие парни из твоего эскорта? Те, что были до нас со Шва?
— Они все были намного старше, и для них это была лишь работа. К тому же, все они были из церковной общины — ну знаешь, такие обходительные, аж противно; с ними мне всё время казалось, будто я в церкви. Мои провожатые всегда были очень… солидными и надёжными. Поэтому я и удивилась, когда дедушка вдруг выбрал вас.
— Должно быть, впал в маразм.
— Я это слышал! — проорал Кроули из своей спальни. Несколько «кабысдохов» оживились при звуках его голоса и понеслись терзать своего хозяина. Так ему и надо, пусть не подслушивает.
— Так что мы для тебя были чем-то вроде вспомогательных колёсиков, — сказал я Лекси.
— Что-что?
— Ну, знаешь, на детских велосипедах устанавливают два дополнительных колёсика сзади, пока малыш не научится ездить уверенно. Одно с одной стороны, другое — с другой. Я и Шва. Вспомогательные колёсики.
— Я не езжу на велосипеде. Не понимаю,
о чём ты.Но я не сомневался — прекрасно понимает.
— Должно быть, Кельвин меня ненавидит, — сказала она, нервно обрывая заусенцы на пальцах.
— Он не ненавидит тебя. Просто чувствует себя обойдённым, вот и всё.
— А ты?
— Нет конечно. Я тебя не ненавижу.
Она протянула руку и дотронулась до моей щеки. Я задумался об ощущении, которое рождает подобное прикосновение. Спорю на что угодно: никто не касался лица Шва до того, как это сделала Лекси. Прикосновение — это очень странная штука, если ты к нему непривычен. Тако-ое начинаешь ощущать…
Наверно, не получив от меня ожидаемой реакции, Лекси убрала ладонь.
— И что теперь будет?
Мне надо было хорошо подумать над ответом, потому что мои собственные чувства ещё не определились. Будем ли мы встречаться и дальше? Я бы этого хотел. Когда я был с Лекси, то чувствовал себя Энтони, а не Энси. Но мой эгоизм исчерпался, и на его место заступила мстительница-совесть. Будет неправильно, если я воспользуюсь ситуацией за счёт Шва.
— Думаю, некоторое время тебе придётся поездить без вспомогательных колёсиков, — вот что я сказал Лекси.
— Но тогда кто мы друг другу? Просто друзья?
Я ответил со всей возможной осторожностью:
— Я выгуливаю собак твоего дедушки. Вот от этого и начнём плясать.
Помни о Шва.
Пойди к нему домой.
Поговори с ним.
Помни о Шва.
Уйдя от Лекси, я всё твердил и твердил себе мысленно эти фразы. Мне плевать, сколько мозговых клеток убили попытки думать о Шва. Я должен пойти к нему или позвонить. Нельзя позволить, чтобы он выскользнул из моего разума, как это всегда случалось. Вот теперь я на собственной шкуре познал, каково приходится Шва, чт'o он чувствует.
Помни о Шва.
Иди поговори с ним.
Но когда я заявился домой, папа позвал меня на семейный сбор. Присутствовали все, кроме мамы. Мы уселись вокруг стола в столовой, где обычно никогда не сидим. Этот стол предназначался для праздничных обедов и заполнения налоговых деклараций. Усевшись, я вдруг почувствовал, что не желаю ничего слышать.
— Нам необходимо кое-что обсудить, — начал папа, — потому что в этом доме настало время перемен.
Я сглотнул.
— Каких перемен?
Папа вздохнул. Признак того, что сейчас прозвучит правда. В этот момент я ненавидел эти правдивые вздохи больше всего на свете.
— Во-первых, я теперь стану готовить чаще.
— И? — сказал Фрэнки.
— И? — пискнула Кристина.
— А ваша мама…
— Что мама?
Папа опять вздохнул.
— Мама будет ходить на кулинарные курсы три раза в неделю.
Мы, дети, переглянулись в ожидании дальнейшего, но папа молчал.