Здесь русский дух...

— Так ведь у меня свои люди на валу сидят, — удивленно посмотрел на него молодой десятник.

— Вот и ладно! Эти в помощь тебе будут, — сказал Никифор. — Ружей у нас лишних нет, сабель тоже, так что пускай берут с собой топоры, рогатины и воюют вместе с вами.

— Слободских туда же? — спросил Петр.

— Да! Не прятаться же им, ей-богу, вместе с бабами в землянках…

Петр быстро пошарил глазами вокруг и, завидев своего давнего знакомого Захарку, который, откликнувшись на тревожный призыв колокола, примчался вместе со всеми слободскими в крепость, крикнул:

— Эй, ты!.. Слушай, что я тебе скажу… Бери своих дружков и дуй за мной…

— Еще чего захотел! Я сам с усам! — огрызнулся тот.

— Не перечь начальству! — замахнулся на него нагайкой Петр.

— Петька, гляжу, не хочет тебя этот дурак слушать. Мы его быстро по законам войны в покойники определим!.. — пригрозил слободскому Черниговский.

Услышав это, Захарка зло сплюнул наземь, но подчинился.

— Сенька! Родька! Ивашка! Идите сюда! — закричал он товарищам.

— То-то же! — усмехнулся Петр. — Давайте, берите в руки что-нибудь потяжелее — со мной на стену пойдете.

— Чего-чего? — недовольно буркнул Ивашка.

— Того! — передразнил его Петр. Он не забыл, как эти молодые мужики, в то время бывшие еще подростками, не давали ему прохода, когда он встречался с Любашкой. — Запомните: с этой минуты я ваш начальник, и меня надо слушать. Не то… — он положил руку на рукоять сабли. — Короче, глядите у меня…

Лицо у Петра черное от загара и потное. Он разгорячен и взволнован. Никогда ему еще не приходилось участвовать в настоящей войне. До этого — так, семечки. Теперь же его ждут великие испытания.

Неожиданно из-за спины Захарки показалось до боли знакомое ему женское лицо. Любашка! — екнуло вдруг сердце. Хотел поприветствовать ее улыбкой, но, вспомнив что-то, тут же попытался взять себя в руки.

— Ты куда моего мужа забираешь? — настороженно посмотрела она на казака.

— Куда-куда — на кудыкину гору! — нахмурив брови, буркнул тот. У него еще не прошла обида на эту женщину, которая стала причиной многих его бед.

— Назад-то хоть вернешь? — встретившись глазами с бывшим возлюбленным, неожиданно игриво спросила она.

— Если Бог не приберет его к себе, то верну, — жестко произнес Петр.

— Вот и договорились… — улыбнулась Любашка. — Ты под пули не лезь, понятно? — наказала она мужу. — С кем я буду дитя растить?..

Захарка поморщился.

— Будет тебе!.. — буркнул он. — Что со мной может случиться? Сейчас вот побьем маньчжур — и домой…

«Ишь, храбрец нашелся! — усмехнулся в душе Петр. — Хотя это хорошо, что не думаешь о смерти. Посмотрим еще, как ты себя в бою поведешь. Раньше-то, помнится, смелый был, когда целой толпой да на меня одного, но тут, брат, иначе все будет. Как бы в штаны не пришлось наложить»…

— Ладно, я пошла, — сказала Любашка. — Без дела с бабами не сидим. Уже детишек по землянкам расселили, а теперь ужин для вас, мужиков, готовим… Дай-ка я тебя обниму, — потянулась она к мужу.

— Ты чего, баба! — испуганно отшатнулся от нее Захарка. — На смерть меня провожаешь?.. Не смей — дурная примета!

— Если дурная, то не стану… — проговорила Любашка и ушла туда, где на небольшом пятачке посреди поселения клубились дымы вечерних костров, на которых жены готовили пищу.

…В ту ночь никто из албазинцев не сомкнул глаз. Всюду горели костры, озаряя тревожным светом осунувшиеся угрюмые лица сидевших вокруг них людей. Громко говорить боялись — все прислушивались к тишине. Не крадется ли враг, не хочет ли он застать их врасплох? Эту тишину лишь изредка нарушали голоса десятников, спешивших отдать последние распоряжения, и еще детский плач, доносившийся из землянок.

— Ты, мамань, во время боя-то в прикопе сиди — не вылезай, — учил свою мать пришедший со стены посидеть у костра Петр. — Детей моих никуда от себя не отпускай. Бой наверняка жарким будет… Проиграем битву — их-то, маньчжур поганых, вон сколько на нас идет! Если в плен попадешь — не теряй детей. Жив буду — найду вас, — вздохнул казак. — Не дай бог, конечно… Слышь, Тимоха… — обратился он к сидевшему рядышком брату. — Ты как, драться будешь или молиться за нас?

— Гермоген за нас за всех помолится, — шевеля хворостиной угли в костре, сказал тот. — Мы с братьями-монахами поможем вам.

— Ишь ты! — усмехнулся Петр. — Говорил, что никогда не будешь воевать…

— Раньше, а теперь я по-иному решил… — сказал Тимоха.

— Вот как?.. — недоверчиво произнес Петр. — Можно ли церковным воевать? Ведь вы же против всякого зла. Вот и в Библии написано: не убий! Как же быть?

— На все воля Божья, — ответил монах. — В той же Библии и про зло прописано. «Не давайте святыни псам, — говорил Господь, — и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Еще он говорил: «Не кради!» «… Кто не дверью входит во двор овчий, но перелази инде, тот вор и разбойник», — тоже его слова. Разве басурмане, идущие на нас, не воры? С ворами разговор должен быть один.

Петр хлопнул Тимоху по плечу.

— Ты прав, брат: с ворами разговор один. Что ж, будем вместе драться. Где там наша Аришка? — неожиданно вспомнил он о сестре.

— Да с Алешкой она, с сынком своим. Приболел он у нее, — сказала Наталья.

— Что с ним? — спросил Петр.

— Квасу холодного глотнул и простудил горло. Теперь ни есть, ни пить не может, — ответила мать.

Петр пошарил глазами вокруг. Увидев сидящую у соседнего костра Саньку со Степкой, нахмурился. Эти тут, — отметил он про себя. Хотя куда им деться? Тоже жизнь свою спасать надо. Интересно, о чем сейчас эта азиатка думает? Может, ждет, когда придут свои и вызволят ее из плена? Вряд ли. Она за сына боится, а тот себя русским считает, потому никогда не захочет уйти к чужакам.

В эту минуту Степка вдруг поднял глаза, и взгляды их встретились. «Черт! Как он понял, что я наблюдаю за ним?» — удивился Петр.

Заметив на губах мальчишки улыбку, он отвернулся. Нет, не может Петр смириться с мыслью об их родстве. Мальчишка есть плод отцовской измены, и принять его он не может. У него есть настоящий брат, рожденный в законном браке. Мало ли где отец еще наблудил? Теперь всех его незаконнорожденных детей за своих братьев и сестер принимать? Нет! Тогда он предаст свою любимую мать…

…У костра Любашка о чем-то тихо разговаривала со своей сестрой и матерью. Варька после того, как утонул ее муж, все никак замуж выйти не могла. Своих слободских парней у них мало, те же, что есть, или моложе ее, или женатые. За казака отец ей не даст выйти. У, злыдень! — скрипнул зубами Петр, вспомнив, с какою рьяностью Платон уберегал от него Любашку. Где он сейчас-то? Что-то его не видно нигде, — подумал казак и тут вспомнил, как давеча Черниговский наказывал тому перенести в крепость все свои кузнечные орудия. Для этого и казаков в помощь ему дал. Нельзя войску без кузнеца в войну вступать. Кто тогда оружие казакам будет латать и править?..