Здесь русский дух…

…Поплутав по лесной дороге, казаки наконец вышли на простор. Вокруг луга в цветах, полянки среди ельников и небольшие пашни.

С Петрова дня зарница хлеб зорит, увидев желтеющий хлебный клин вдоль дороги, вспомнил Никифор слова своего покойного отца-землепашца. Такая трепетная любовь к земле передалась и его сыну, только не суждено ему было стать хлеборобом.

– Не обманул старик! Смотри-ка! – указывая рукоятью нагайки куда-то вдаль, сказал атаману Мишка Ворон.

Точно. Выбравшись из зарослей лещинника, казаки увидели невдалеке косарей, которые, встав рядком, проходили косами поле. Поодаль трудились бабы, сгребавшие деревянными граблями подсохшую траву в валики и складывали в копны. Один лабазник, без примесей осоки.

– Эх, хорошо работают, черти! Хотел бы я на их месте быть, – глядя на косарей, восхищенно проговорил атаман.

Он не лукавил. Никифор всю жизнь мечтал иметь собственное поселение и заняться хозяйством, и у него всегда чесались руки, когда он видел работающих в поле крестьян.

– Так, атаманушка! Меняй свою строевую лошадь на клячу, и дуй в пашенные! – издевался его сподручник Игнашка Рогоза.

– Да кто ж мне даст-то? Чай, государеву волю выполняю – границу русскую стерегу. Вот уж когда дадут отставку, тогда… – вздохнул мужчина сокрушенно.

Увлеченные работой пашенные даже не заметили, как подъехали казаки.

– Здорово, что ли, мужики! – громко крикнул атаман.

Косари оставили работу и, глянув с любопытством на прибывших, поклонились им до земли.

– И вам всякого здоровьица, – за всех ответил стриженный под горшок крепкий мужик, одетый в мокрую от пота рубаху.

По правую руку от труженика работал такой же крепкий и похожий на него паренек.

– Смотри, какой быстрый! Твой, что ли? – указывая на белобрысого, спросил косаря атаман, а тот лишь стоял и широко, по-крестьянски улыбался.

– Мой! Еле успеваю за ним. Молния! – ответил мужик не без гордости.

– Как зовут?

– Его Колькой, меня – Андрияном…

– Отлично, – шевельнул усом атаман.

Он слез с лошади и окинул взглядом угодья. Эх, какое приволье! И тишина… Кажется, слышно, как трава растет. Вот в такую же пору они когда-то с отцом и дедом выходили на покосы. Травы высокие, налитые – так и брызжут, так и брызжут соком на острые лезвия кос… Память возвращает его в далекое детство: палящее солнце, духота; темные полукружья пота на рубахах косарей, и душистый запах сена! Разве с ним что-то сравнится?.. Потом эти медленно ползущие пышные возы, оставляющие за собой по дороге клочки зеленого сена, которые так аппетитно подбирает мягкими губами из пыли тянущееся на закат стадо… Вечером – парное молоко, вобравшее в себя весь аромат июньских трав. Пьешь его, и всю дневную усталость как рукой снимает…

Воспоминания детства и пьянящие травяные запахи так подействовали на атамана, что он не смог устоять от соблазна взять в руки косу и пройтись с нею по полю.

– Слышите, мужики, может, чуть отдохнете? – неожиданно обратился Никифор к косарям. – Мы с товарищами поработаем за вас, а то в седле сидеть быстро устаешь, вот и хочется спины поразмять… – добавил он.

– Эх, забодай меня коза!.. – пытаясь удержать на месте молодого горячего жеребца, воскликнул Игнашка Рогоза. – Давайте, мужики, соглашайтесь, если сам атаман Черниговский вас об этом просит!

Те лишь спокойно пожали плечами.

Атаман слез с коня и, отдав поводья своему порученцу Макейке Волошину, принял из рук Андрияна косу.

– Ну а вы? Давайте, тоже слезайте с коней… – обратился он к своим товарищам.

Несколько казаков тут же последовали его примеру, те же, кому не достались косы, отвели лошадей в тень – к небольшому березовому островку, зиявшему посреди покосов, где, сидя на траве, кормили грудничков две молодые матери.

Перед тем как начать работу, Никифор оглядел поляну.

– Не рано ли, мужики, косьбу начали? – неожиданно обратился он к косарям. – Вроде и трава еще не встала.

– Это она от жары такая. Косить надо, пока еще она не семенится, – говорит Андриян.

– Если так, то с Богом… – произнес атаман, покрепче сжав косу и сделав пробный укос. – Что-то она у тебя как мертвая, – легонько проведя пальцем по лезвию, деловито произнес он.

– Только что правил, – оправдывался Андриян.

– Э, нет, – покачал головой атаман. – Так дело не пойдет. Давай оселок, – попросил он мужика, и тот вынул из кармана точильный камень.

Поставив косу на пятку, Никифор несколько раз дернул ее бруском.

– Вот теперь дело пойдет, – произнес он и передал точило товарищам. – Давайте, и вы поправьте косы.

Людям все это было не внове. Они наравне с пашенными когда-то и хлеба растили, и скот держали, но позвали их ратные дела, и они бросили все и подались на Амур. Тут уже кое-кто из них не вытерпел и взялся за соху. Подняли целину, пашни и огороды разбили, наполнили дворы всякой живностью. Специально для этого гуляли за Амур, где покупали у восточных и юго-восточных азиатов все, до последнего цыпленка.

Встав рядком, прямо как заправские косари, казаки начали валить траву.

– Эх, забодай меня коза! – сделав очередной широкий взмах косой, выразил свое удовольствие Рогоза.

– Давай-давай, казачки, не подкачай! Люди думают, мы только саблями и умеем махать.

– Точно!.. – послышался голос Мишки Ворона.

– Уж куда точнее!.. – усмехнулся старшина. Тот был человеком посадским, но и ему приходилось в молодости браться за косу. Родители держали корову, и каждое лето Федька с отцом ездили заготавливать сено. Там, вдоль Москвы-реки, были богатые луговые покосы. Можно сказать, великое разнотравье.

Долго они трудились, пока не выбились из сил. Первым не выдержал Игнашка.

– Все, казаки, я сдох… – пробормотал он.

– Больно быстро… – утирая рукавом пот со лба, сказал атаман, но тот лишь хмыкнул.

– Я же служивый, больше по другой части… – тяжело опускаясь на траву, устало произнес Игнашка.

– Ага, как те птицы небесные… Это они не пашут, не сеют, а сыты бывают… Не совестно? – сделав взмах косой, сказал атаман.

– Да и ты, Никифор, пока не в мозолях, а вот вкусно пожрать любишь, – усмехнулся собеседник.

– Какой казак пожрать-то не любит? Я вот тоже люблю… – делая очередной взмах косой, спросил Мишка.

– Все, кончай работу! Поразмяли немного спины, и хватит. Нам ведь еще нужно с народом потолковать – и в путь, – неожиданно остановил казаков атаман.

Подхватив косы, казаки поторопились в тень. Под солнцем долго не наработаешь, а оно, поднявшись над горизонтом, жарит так, что жилы лопаются, поэтому и для косьбы только утро и годно, а днем лучше сидеть в тени и пить квас.

Храпели от жары лошади. Бросив щипать траву, они полезли в тень.