Здесь Русью пахнет

— Отмени ты эти церемонии и всё, делов-то! — посоветовала Марина.

— Да я их уже сто раз отменяла! Бесполезно! Ревностные слуги в своем желании почтить любимых правителей переходят все границы! — пожаловалась Фьяна. — Так что я прошу тебя, Ставр, хоть ты-то не следуй их примеру! Про тебя же наоборот слух идет, как про гусляра, весьма непочтительно относящегося к князьям!

— Так те князья и почтения-то не заслуживают, — пояснил Ставр. — Василевс другое дело. Сколь он людишек приветил, кои от князей бежали! И с хазарами сражался знатно, и с големами… да и дракон он все-таки! А сие много значит. Ибо в мудрости и величии драконов ни у кого сомнения нет.

— Все ясно… бесполезно, — тоскливо вздохнула Фьяна, но тут же, услышав шум во дворе оживилась. — О! Вот и Данжер прилетел!

Фьяна не ошиблась. Это действительно был василевс. Он поприветствовал Марину, поцеловал Фьяну и с любопытством принялся рассматривать знаменитого гусляра. Ставр отвечал василевсу тем же. Еще бы! Данжер, пожалуй, был даже здоровее викингов с нурманами. Черные волосы, абсолютно черные глаза, лицо, словно высеченное из камня, брызжущая через край самоуверенность… да уж… такому только ведьма и будет в пару. Любая другая девка и подойти побоится. Однако ж, василевс пришел сюда отнюдь не для того, чтобы Ставр его рассматривал, а послушать песни. И гусляр готов был вспомнить все самое лучшее, ибо очень хотел произвести на Данжера впечатление. Причем с дальним прицелом.

То, что Ставр старается выложиться на все сто, Марине стало понятно сразу. Слишком азартно и самозабвенно пел гусляр, слишком уж необычные песни выбирал. Вопрос только в том, зачем Ставру это было надо? А уж когда гусляр сорвался вслед за высокими гостями, с неохотой собравшимися, наконец, уходить, Марина и вовсе растерялась. Ставр никогда не покидал ее так быстро. Да в чем же дело-то, наконец? Ответ оказался весьма банальным и потряс Марину до глубины души. Ставр… напросился в войско василевса, дабы доблестно сражаться против ступившего на земли Роси дьюлы.

— Зачем?! — издала Марина вопль души, когда гусляр с гордостью сообщил ей о своем решении.

— Дык никто ж иной из князей на службу меня к себе не возьмет. Обозлены они на мои песни. Да и не доверят гусляру мечом махать. А василевс токмо проверил, как я меч держать умею, и враз меня под начало Старота определил. Завтра же выхожу я в поход.

— Зачем ты это сделал? Что тебе в Саловке не сиделось? Или я обидела тебя чем? — до слез расстроилась Марина, не желающая подвергать Ставра опасности.

— Ведомо мне, что василевс не на чины смотрит, а на удаль, да на умение. Что могу я у него вновь в сотники выбиться, а то гляди и в тысячники. Потому я и встал под его стяги воевать с дьюлой. Дабы добыть славу и стать достойным тебя! — жестко ответил гусляр, неожиданно решившись на откровенное признание.

— А ты меня спросил? Мне это надо? Не пущу! — вспылила Марина.

Ставр хмыкнул и улыбнулся. Не безразличен он, значит, баронессе, совсем не безразличен. Готова и гусляром его принять, да токмо он потакать ей не станет. Может, сейчас баронесса и считает, что Ставр ей нужен, а потом пожалеет. Точно пожалеет. Ибо безродный гусляр ей не пара, а Ставр отступать не хотел. Ох, и хороша была баронесса! Особенно когда гневается! Глаза блестят, волосы растрепались, на щеках румянец! Так и поцеловал бы! А чего теряться? Завтра в поход, и даже коли осерчает баронесса на поцелуй, так небось потом, когда Ставр вернется, гневаться уже перестанет! Гусляр пересек разделяющее его с Мариной пространство буквально одним шагом, схватил желанную женщину в объятия и коснулся ее губ. Как же давно он мечтал об этом!

Марина, в первый миг несколько растерявшаяся от такого поворота дел, даже не знала, как реагировать на поступок Ставра, а потом… потом просто потеряла голову. Поцелуй сладким ядом растекся по ее жилам, и она, увлекшись, забыла обо всем. Впрочем, гусляр тоже увлекся. Причем настолько, что ему потребовалась вся его сила воли, чтобы оторваться от губ Марины.

— Если тебя убьют, лучше мне на глаза не показывайся! — хрипло предупредила она.

— Я вернусь, — улыбаясь, пообещал ей гусляр. — Я обязательно вернусь. Теперь я знаю, что мне есть, куда возвращаться.

Глава 12

Мы продолжаем то, что уже много наделали.

В. С. Черномырдин.

Княжич Ульрик начал приходить в себя на третий день после того, как его достали из бочки. До окончательного излечения еще было далеко, но мальчик чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пережить полет на ступе до Фотии. А именно туда собралась отправить его Нина. Она даже ругнула себя, что данная светлая мысль не пришла ей в голову раньше. Теперь в Фотии и Марина живет, а уж она по части лечения вне конкуренции в этом мире. И Ульрика наверняка сможет на ноги поставить. А уж что с ним дальше делать… можно и после войны решить. Если удастся выжить. Ульрик, правда, сопротивлялся полету на ступе изо всех сил, (мальчишка мечтал вернуться и лично снести дьюле голову), но его удалось уговорить, пообещав, что ему непременно предоставят такую возможность, но попозже, когда он излечится. А быстрее всего излечить его могут именно в Фотии. Княжич вздохнул, но согласился.

Отлет Ульрика сказался самым благоприятным образом — все остальные, наконец, смогли сдвинуться с места. Оставаться на поляне и дальше было небезопасно. Даже самые дружественные дьюле половцы имели обыкновение сначала стрелять, а потом выяснять, не являются ли застреленные их союзниками. Лерленн, правда, пытался убедить окружающих, что с половцами вполне можно договориться, но проверять на собственной шкуре это утверждение никому не хотелось. Тем более, что эльф в последнее время вообще пребывал в состоянии крайнего благодушия. Видимо, влияло общество княжны Анны. Лерленн был по отношению к ней таким предупредительным и внимательным, что просто не хватало слов. Форс даже начал непрозрачно намекать своему напарнику, что дьюле такое поведение совсем не понравится, но эльф на увещевания не реагировал. Он собирал для Анны букетики из опавших листьев, целовал ей ручки и вообще вел себя так, как будто ухаживал за своей собственной невестой. Однако вся проблема заключалась в том, что княжна была невестой Бячислава. И тот вряд ли захотел бы делиться с эльфом своей собственностью. Отчаявшийся вразумить эльфа гоблин даже поинтересовался у Нины, нельзя ли влить в питье Лерленну отворотного зелья. Или превратить княжну в жабу. Однако Нина ни на то, ни на другое не соглашалась. По превращениям живой материи у нее был «трояк», и она не решилась экспериментировать на Анне, а отворотное зелье было варить глупо. Во-первых, потому, что нужных ингредиентов под рукой все равно не было, а во-вторых, Нина сильно сомневалась, что оно подействует на эльфа.

Впрочем, даже если бы Нина и предприняла какие-нибудь действия, чтобы отвратить Лерленна от Анны, было бы уже поздно. Княжна тоже увлеклась изящным, изысканным и учтивым эльфом. С ней никто и никогда не обращался так, как Лерленн, как ко взрослой даме. Отец вообще считал ее ребенком до тех самых пор, пока ее не просватал дьюла. А ведь многие из ровесниц Анны уже давно были замужем! Не такие красивые, не такие знатные, не такие богатые… хотя… принесет ли Анне счастье ее богатство? Старого, лысоватого дьюлу она видела только один раз в жизни. И он ей совсем не понравился. Однако перечить отцу было бесполезно. Бячислав был слишком лакомым женихом. Ах, если бы дьюла хоть немного походил на Лерленна. Или хотя бы на Чурилу. Синеглазого красавца Анна тоже видела только раз в жизни, но запомнила надолго. Говорили, правда, что Чурила предатель, и что это именно он привел на Рось големов, однако княжне в это не верилось. Зачем красивому и богатому парню связываться с нечистью? Анна даже всплакнула слегка, когда узнала, что он погиб. И вот теперь на ее пути встретился эльф! Если бы не проклятые половцы, она бы никогда не увидела его, ибо так и доехала бы в закрытой карете до дьюлы, не снимая покрова.

А может, увидела бы? После свадьбы? Тогда было бы вдвойне горше. Хоть и знала княжна, что ничего изменить нельзя, а все равно мечтала. Пока она не замужем, это не грех. Ведь только мужу нельзя изменять даже в мыслях. А жениху, поди, можно. К тому ж такому, который свалился, как снег на голову. Даже привыкнуть к себе не дал. Да и разве ж возможно устоять против эльфа? Видели бы подружки, как Лерленн за ней ухаживает, с зависти бы померли. Не купец, не князь, даже не принц заморский — эльф! Волосы светлые, словно позолоченный солнцем тополиный пух, глаза синие, погибельные, словом, красивый, словно Лель. Да княжна и называла про себя эльфа Лелем. А потом Лерленн позволил ей и вслух себя так звать. Вот уж повеселились, позубоскалили гоблин с ведьмой, однако ж эльфу до того никакого дела не было. Да и княжне тоже. А чтоб знали об этом насмешники, позволила она Лерленну не по титулу, а по имени к себе обращаться.

— Мне ваше имя — небесная манна.Вашим величеством пусть вас зовет другой.Так разрешите звать вас просто Анна,Быть вашим, только вашим, телом и душой [6]

— дурачась, спела Нина, глядя на воркующих голубков. Форс презрительно фыркнул.

Эльф и сам посмеялся бы над собой. С удовольствием посмеялся бы. Однако причин для смеха не было. Ни одной. То, что началось как легкий флирт, постепенно перерастало в нечто большее, и Лерленн не хотел этому сопротивляться. Даже зная, что любви к человеческой женщине клан ему не простит, и что княжна принадлежит Бячиславу. Слишком уж прекрасна была Анна. Настолько, что Лерленн просто забывал обо всем. Скромная, застенчивая девушка нравилась ему настолько, что он совершенно не хотел объявлять войну собственным чувствам. Княжна приглянулась эльфу с первого взгляда. С того самого момента, как Нина откинула покров. Лерленн бросил на Анну только один взгляд. И все. И пропал. Не успел сердце прикрыть. Кольнуло. Да так, что не вытащить теперь занозу. Больно крепко сидит.

6

Песенка кардинала Ришелье из к/ф «Д, Артаньян и три мушкетера»