Здесь все взрослые
Шрифт:
– В таких делах я дока, – похвастался Август. – Летом это моя работа. Да и осенью тоже. И так далее. Если работой можно назвать то, за что тебе не платят.
– Так клево, – проговорила Сесилия и тут же об этом пожалела. Она не понимала, почему что-то становится клевым, но понимала другое: если что-то назвать клевым, связанная с этим магия сразу пропадает.
– Ну да, – согласился Август. – И вообще, в Клэпхэме процветает нудизм, не знаю, говорила тебе тетя или нет. – Он бросил ей что-то еще.
– Что? – переспросила Сесилия, ловя тряпицу.
– Шутка. – Он перешел к другой стойке и снял с вешалок еще несколько вещиц, аккуратно складывая вешалки на полу. – Вот, примерь. – Август оттолкнул тяжелую бархатную занавесь и положил вещички на стул.
Сесилия подождала, когда он выйдет, и зашла в примерочную.
С тех пор как ее лучшая подруга кое-кого встретила, прошло полгода. Кое-кого встретила. Семиклассница – и не в школе, не на кружке по гимнастике, не на чьем-то дне рождения. У Катрин первой начались месячные, она первая надела бюстгальтер, стала первой обладательницей мобильника, первой поцеловала парня в «Правде или вызове», первая завела профиль в Инстаграме.
Парень сказал, что учится в техническом училище в Бруклине, в нескольких кварталах от их школы. Сначала он ей написал об этом в личку, потом сказал то же самое при встрече в кофейне на Фултон-стрит, а потом еще раз – в своей квартире на Проспект-парк, ясно, что в этой квартире обитает взрослый холостяк, никаких родителей не было и в помине. Все это Катрин с гордым видом поведала Сесилии, как раньше хвасталась, что стибрила электронную сигарету в туалете в «Старбаксе», где она лежала на краю раковины. Так важничает павлин, распуская свои перья.
Сесилия посмотрела на стопку одежды, приготовленную для нее Августом – в основном футболки и еще несколько загадочных вещиц. А он продолжал бросать ей одежду через металлическую перекладину примерочной, и вещи
сыпались на Сесилию огромными снежинками, от которых слегка попахивало нафталином. Стянув с себя футболку и оставшись в бюстгальтере, она смотрела на свое отражение в тускловатом зеркале. С начала лета она успела подрасти. Слева на животе у нее была родинка, и, как ей казалось, можно подумать, что у нее два пупка, как у какого-нибудь персонажа из реальной кинофантастики – мир там вроде бы вполне обычный, только у людей есть дополнительные части тела, а машины умеют говорить. На сиськи вообще жалко смотреть, они какие-то кривые. У мамы соски коричневые, эдакие горошины на мальчишеском теле, а у Сесилии – нежно-розовые, чуть темнее остальной кожи – ясно, с ними что-то не так. А еще не так, что по ту сторону примерочной стоит парень и прекрасно знает, что она по крайней мере наполовину голая. Иногда Сесилию одолевали фантазии – вот бы перебраться в сельскую Пенсильванию, жить в секте аманитов, закатывать фрукты и печь пироги, плавать в платье до полу. Все тело упрятано. Так ведь куда легче. Или, еще прикольней, в парандже.Она нагнулась к стулу и взяла первую вещь из стопки. Винтажный комбинезон, от плеча до кисти сбегают яркие красно-оранжевые полосы. Сесилия вошла в него и застегнула все молнии. Костюм был ей точно впору, и казалось, что ноги растут прямо из ушей. Она повернулась – посмотреть, как эта красота выглядит сзади. В таком прикиде можно лягнуть ногой, как в карате. Или прыгнуть. Или отремонтировать машину, или дать бой криминалу, хотя никакого опыта на этот счет у нее нет. Но вид – настоящая задира, никогда она так не выглядела. Вот есть тело, и оно никак не связано с мозгом, она – головастик с ногами, который прошел только полпути. В этом комбинезоне она – натуральная лягушка. Правда, что ли, прыгнуть? Сесилия откинула занавеску, и Август одобрительно кивнул.
– Видишь, что значит клево, – оценил он. – Ты как Дэвид Боуи. В смысле, это комплимент.
Конец ознакомительного фрагмента.