Здравствуй, Фобос !

– Да не давал мне никто никаких команд! Ты что, Сеня?!
– вскинулся возмущенный космонавт.

– Разумеется, - как ни в чем не бывало, кивнул Тарханов.
– Сознанием ты ее не воспринял, я уверен...

– Не совсем понятно, - откликнулся Волновой.
– Что это еще за команды такие... бессознательные?

– Точнее - подсознательные!
– поднял палец Семен.
– Строго говоря, всякое внешнее впечатление - это команда организму, вызывающая ответную реакцию. Могу пояснить для непосвященных - почему мне показалась необычной последняя команда...

Референт заерзал по поводу "непосвященных", бросил тревожный взгляд на шефа, - но министр и глазом не моргнул. Академику Тарханову было многое позволено.

– Вот, пожалуйста.
– Семен вызвал на экран зеленую кривую с высоким тройным всплеском.
– Участок энцефалограммы, записанной с одной из групп нейронов лобной доли мозга. В это время Акопян как раз вышел из микроракеты на поверхность Фобоса.

Экран разделила пополам вертикальная черта. Кривая осталась в левой части; в правой возникла четкая цветная картинка. Сурен чуть слышно присвистнул.

– Да, брат, это тебе не твоя мутная видеопленка!
– усмехнулся Семен.
– Кадр, сохраненный в памяти и снятый нами с сетчатки глаза во время эксперимента в сурдокамере. Первое, что увидел наш друг, открыв люк "Аннушки"...

Переливались багровыми линиями каменные изломы Фобоса; над ними, точно круг воды в угольно-черном колодце, висел чудовищный, совсем близкий, сплошь покрытый дымными вихрями Марс.

– Немудрено, что биотоки дали такой взрыв... Пойдем дальше.
– В обеих частях экрана сменилось изображение: пологой зеленой волне соответствовал вид поверхности Фобоса, красновато-коричневой, с язвами мельчайших кратеров и угловатыми, не облагороженными водой и ветром сколами.

– Обратите внимание: он успокоился, ему хорошо! Страх на время отступил. А почему? Потому что наш друг Сурен любопытен, как четыре кошки, и жадно воспринимает все новое. Тебе бы журналистом родиться, а не инженером...

– Не беда, - сказал Геннадий Павлович.
– Одно другому не мешает. Кто талантлив в основном деле, как правило, преуспевает и в хобби. Менделеев, помимо того, что был гениальным химиком, мастерил великолепные чемоданы. Примеров много... Продолжайте.

Тарханов отвесил легкий поклон. Кадры опять сменились.

– Ну-с, наконец-то мы добрались до главного. Видите? Это и есть та самая знаменитая стена...

Все, кто был в кабинете, невольно зашевелились, переменили позы. Волновой сказал: "Ого!"

– Какая гладкая!..
– завороженно прошептал референт.

– Да, полное впечатление искусственности, - озадаченно произнес министр.
– Впрочем, природа на многое способна...

– Совершенно правильно. Очевидно, это пришло в голову и товарищу Акопяну. Судя по линиям биотоков, он колебался - идти дальше или не идти? Но вот полюбуйтесь, что случилось спустя восемь секунд...

В отличие от предыдущих, новая картинка была несколько смазана. На ней изображалась видимая вблизи "полированная" стена с козырьком и отверстием. А кривые биотоков устремились вверх, точно ростки к солнцу.

– Сурен прыгнул. Никаких колебаний больше не было. Через пять секунд он уже входил в тоннель. А почему?

Пучок линий, увеличившись в размерах, вытеснил картинку и занял весь экран.

– Ответ скрыт здесь.
– Семен провел ногтем по наружной кривой. Возбуждена слуховая зона.

– Активное прислушивание?
– предположил Геннадий Павлович.

– Нет. Это было бы слишком просто. Увы, Сурен не прислушивался. Она салауашааал!

– Кого?!

– снова не выдержал, взвился на своем стуле Акопян.
– Ты в своем уме, Сеня? Связи с "Вихрем" тогда не было, а сам с собой я не разговариваю, не дошел еще...

– Сурен!
– укоризненно развел руками Волновой.
– Я, конечно, понимаю, вы на Кавказе все такие, но... Сеня, это правда, что связи в тот момент не было?

– Чистая правда.

– Так кто же говорил с космонавтом?

– Никто со мной не говорил, - робко попробовал возразить Акопян.

– Говорил, - твердо повторил Тарханов.
– Только очень хитро. Так, что ты воспринял голос ниже порога сознания. Бывает ведь такое: ты занят чем-нибудь, сосредоточен на своем занятии, а тебе возьмут и зададут вопрос. И ты его услышишь, и ответишь - чаще всего впопад, - и тут же все забудешь, потому что внимание отвлечено другим. Так и здесь, только на еще более глубоком подсознательном уровне... Тебе сказали что-то такое, от чего ты сразу ринулся исследовать свою находку.

– Опять шпионы!
– сделав страшные глаза, сценически зашептал Акопян.
– Космические диверсанты, агенты мафии, желавшей сорвать полет "Вихря" путем убийства в пещере незаменимого члена экипажа!..

– Скорее, марсианская контрразведка!
– поддержал шутку Волновой. Министр погрузился в раздумье, референт смотрел ему в рот.

– Ладно, - сказал Геннадий Павлович.
– Все это более чем странно, и я бы пока не советовал выносить результаты эксперимента в прессу. Мы подключим еще медиков, физиологов, электронщиков... разберемся, кто и что вам нашептывал на Фобосе, Сурен Нерсесович. Но нужно время. А пока что вы у нас полетите вместе с Семеном Васильевичем...

– На Фобос?!
– вырвалось у Акопяна.

– Немного ближе, в Майами. На Международный конгресс по космической медицине. Составите доклад о гипнорепродукции... такой, знаете, обтекаемый. Послушаете, что другие делают в этой области. Может, что-нибудь полезное услышите... для себя же!

Министр встал.

Глава IV

________________________________________________________________

АМЕРИКАНСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Океан разворачивался под крылом - темный, холодный, совсем не летний. Водный простор был испещрен белыми мазками, похожими на льдины. Но то были всего лишь барашки волн... Что-то, похожее с шестикилометровой высоты на рифленую мыльницу, упрямо ползло по морю, оставляя расходящиеся пенные усы.

На самом деле шел грузовоз-тримаран размером с городскую площадь. Волны и ветер были ему нипочем, как, впрочем, и трансокеанскому дирижаблю, несшему советскую делегацию на конгресс в Соединенные Штаты. Чудовищная сигара с двумя сотнями пассажиров под брюхом использовала ураганный воздушный поток к западу от Ирландии, чтобы сэкономить топливо. Бездействовали винты размером с мельничные лопасти, которые смутили бы даже Дон Кихота.

Людей в салоне было немного - настало обеденное время. Пять-шесть человек дремали в глубоких креслах за столиками, еще двое постукивали шахматами. Никто не плескался в бассейне за стеной тропических растений, даром переливался яркими красками большой телеэкран. Мало кто из пассажиров любил обедать у себя в каюте; все поднимались на второй ярус гондолы, в ресторан. Туда ушли и Акопян с Мариной Стрижовой. Зато Тарханов от еды отказался вовсе. Остался с Волновым, руководителем делегации.