Здравствуй, Мир!
Шрифт:
— За три часа, — вспомнилась мне сегодняшняя добыча в шахте.
— Вот видишь, — пожала она плечами.
— А процент с продаж и вознаграждения? Не жалко?
— Десять процентов, — проговорила Альбина. — Бывает и жалко. Но удобство бытия Авантюристом-невидимкой перевешивает жадность. К тому же, как ты уже понимаешь, в деньгах я давно нужды не испытываю.
— Ты ведь здесь из-за меня? — после какого-то времени молчания спросил я, вернув карточку на тумбочку.
— Да, — не стала отнекиваться она. — Мне понравилось там, под деревом. Захотела повторить. Ты против?
— Нет, — ответил ей. — Не против. Даже «за». Но… как-то это странно.
—
— И что теперь? — тихо спросил я. — С нами?
— Ну… Иван Дмитрич… я не создана для семьи. Дом, быт, детишки… это не для меня… ты извини, но замуж я за тебя не пойду.
— Замуж… — повторил за ней. — Женат я уже был. Дважды. Ничего хорошего из этого не получилось… И зови просто Иваном. Как-то оно не актуально это «Иван Дмитрич», после того, что мы тут и там под деревом вытворяли, не находишь?
— Пожалуй, — хихикнула и уткнулась лицом в моё плечо она.
— Чем займёшься? — через какое-то время, задал вопрос я. — Ты ведь, как понимаю, в городе надолго?
— В Лабиринт буду ходить, — пожала плечами она. — Могу тебя «пропаравозить». Хочешь? Пошли со мной.
— Нет, — ответил равнодушно я. — Не хочу.
— Но как же?.. — растерялась Альбина. — Но почему?
— А зачем? — задал я встречный, ставящий в тупик вопрос.
— То есть, как это, «зачем?», — нахмурилась девушка. — Это ведь быстрый и надёжный способ стать сильнее.
— А зачем? — повторил я. — Зачем становиться сильнее? Что это даёт?
— Самостоятельность. Независимость. Возможность самому принимать решения. Самому распоряжаться собственной жизнью. Делать то, что хочешь, что нравится… — перечисляла она. — Быть свободным…
— А сейчас я что делаю? — усмехнулся я, припомнив анекдот про того негра под пальмой с бананами.
— То есть? — удивилась и не поняла моего ответа девушка. — А что ты делаешь?
— То, что хочу, — ответил ей я. — Только то, что хочу и то, что мне интересно. Начальников надо мной нет.
— Но как же? — снова растерялась Альбина. — Ты же… А как же те, кто тебя призвал? Они же могут…
— Могут, что? — развеселился я. — Заставить меня спасать мир? Как? У меня первый уровень — уж я наспасаю! Заставить вернуть им деньги? Да пожалуйста! С превеликим удовольствием. Всю сумму. Могу даже с процентами… как только заработаю. В тюрьму кинут? Тоже не беда — пусть кормят, поят, одевают, обеспечивают койко-место, крышу над головой и занятость. Даже сопротивляться не буду. Вот только лишний нахлебник никому не нужен. Вот и получается: пока я слаб и бесполезен, то никому и не нужен. А значит — свободен.
— Какой… необычный… взгляд на вещи, — задумалась Альбина. — И чем же ты, в таком случае, занят? Как проводишь дни?
— Да в целом, почти так же, как и на Земле. С поправкой на местный колорит. Работаю по двенадцать-тринадцать часов в день на добыче руды в шахте, добывая руду для кузнеца. Четыре часа тренируюсь в обращении с копьём и шестом в Гильдии Воинов. По часу в день
занимаюсь самообразованием в разных дисциплинах и направлениях. Иногда, хожу за травами для алхимика.— А прокачка? — нахмурилась Альбина. — Охота на монстров?
— А зачем? — улыбнулся я. — Зачем это мне? Зачем поднимать уровень?
— Вообще-то, чем выше уровень, тем больше срок жизни. Разве ты не хочешь жить дольше?
— О как? — хмыкнул я. — Про такую фишку не знал. И какова зависимость?
— Первый — тридцатый уровень: обычная продолжительность человеческой жизни. Тридцатый — пятидесятый: в полтора раза дольше. Пятидесятый — сотый: в два раза. Сотый — двухсотый: в четыре. Выше трёхсотого: фактическое бессмертие… — перечислила Альбина.
— То есть, их нельзя убить?
— Нет, конечно. Убить можно кого угодно.
— И сколько ты знаешь Героев, прокачавшихся выше сотого уровня, которые прожили хотя бы пятьдесят лет? — улыбнулся я.
— Я… — задумалась она. И долго думала. И, видимо, так ни одного и не вспомнила.
— Тот же Юдзуми Харуто. Ведь сильный же был парень? Не мог не быть сильным, если Лабиринты насквозь проходил.
— Сильный, — согласилась девушка. — Почти до трёхсот восьмидесятого уровня докачался.
— И сколько он прожил в итоге? Тридцать пять? Сорок пять?
— Двадцать девять, — хмуро ответила Альбина.
— А сколько лет обычным городским жителям? Даже не Авантюристам? — улыбнулся ей и погладил по волосам. Приятные они у неё, сильные, красивые. — Не знаешь? А я отвечу: многим лавочникам и мастеровым уже за сотню перевалило. Я тебе это точно могу сказать, ведь я со многими общаюсь, занимаясь своим «самобучением». Такая вот тебе, Шифеева, информация к размышлению.
— Умеете вы, Иван Дмитрич, загрузить и заставить думать, — сердито вздохнула она и откинулась на спину. — Ладно, спим! — и решительно накрыла нас обоих одеялом.
***
Глава 22
***
Шифеева… Что ж, ночь была приятной. Однако, даже за самой прекрасной ночью наступает утро. Наступило оно и у нас.
Альбина не предложила мне остаться жить с ней. Я не стал на это намекать или как-то поднимать эту тему. Честно говоря, наоборот, всячески сам увиливал от неё. Не люблю врать и выкручиваться. Но, дело в том, что даже предложи она мне такой вариант, я бы всё равно отказался. Почему? Сложно менять привычки, когда тебе почти сорок лет. А я привык жить один. И ещё: если чему-то меня два моих прошлых брака и научили, так это тому, что у вас с девушкой всё идеально… ровно до того момента, как вы начинаете жить под одной крышей. И самому себе обрывать свой «конфетно-букетный» период? Нет уж.
Да и вообще, меня всё устраивает. Как говорила героиня из моей любимой книжки, которую я перечитывал раз десять или пятнадцать: «Ты хочешь, я хочу, мы оба наслаждаемся — чем же ты недоволен?». Книга называлась «Колдун» за авторством Ольги Григорьевой. Один из первых образчиков тогда ещё нового веяния: «славянского фэнтези». И один из лучших. Наравне или даже лучше, чем Мария Семёнова с её «Валькирией» и «Волкодавом»… Да, были времена. Я вырос на книжках этих авторов. А ещё на Андрэ Нортон, Андрее Белянине с его бессмертными «Моя жена ведьма» и «Тайный сыск Царя Гороха»… Герои этих книг, они не Свершали, они не «качались», не рвались к силе, власти, не пытались прогибать под себя мир… Они… жили. И от того были живыми. Не идеальными, не самыми смелыми, не самыми умными, не самыми могучими, иногда неловкими и смешными, но… живыми…