Здравствуйте, Эмиль Золя!
Шрифт:
Вильмессан любит пошутить. Однажды он опубликовал небольшое объявление: «Мадемуазель Генриетта де… очень богатая, благородная и красивая девушка, ищет мужа: примерно двадцати — тридцати лет, поэта, музыканта, художника или скульптора, не имеющего никакого состояния». Целый месяц он развлекался, читая ответы. Хочешь, не хочешь, превратишься в хама.
«Хам» направился к креслу, на краешке которого примостился Золя.
— Это идея! Парень не глуп, но он продает мне молочко, а сливки снимает сам! Ну да! Он продает мне материалы, которые принесут известность его издателям. И он уже приступил к практическому осуществлению плана, разработанного с Ашеттом. Когда же я скажу ему «да», он будет ходить к Ашетту, Лакруа, Этцелю и к другим, напоминать им: «Ведь именно я обеспечиваю успех ваших
— О сударь!
— Э, брось! Я называю такую рекламу с двойным боем! Например: я пишу статью о некой даме. Она платит. Это раз. Я вскользь упоминаю в статье что-нибудь про ее обойщика или портниху. Естественно, опять платят. Это два. Двойной бой! Неплохая штука! Первая статья — послезавтра. Копию — до шести часов.
Выйдя из кабинета, Золя не обратил никакого внимания на собратьев по перу и направился к Бульварам, счастливый и смущенный».
31 января молодой журналист покупает «Эвенеман». Его фамилия красуется на первой странице в статье, написанной самим Вильмессаном:
Газете „Эвенеман“ не хватает раздела литературной критики, чтобы отвечать всем требованиям, которые предъявляются к ней. Раздел книжных обозрений пользуется — справедливо или нет — репутацией скучного раздела [sic!], который сковывает льдом душу читателя… называя имя г-на Эмиля Золя, мы не открываем нового автора. Молодой писатель, прекрасно осведомленный во всех деталях книжного дела…»
Золя кажется, что он слышит сочный смех патрона.
«…человек остроумный, с воображением… то немногое, что им написано, и написано превосходно, произвело сенсацию в прессе…»
Если бы Вильмессан говорил, а не писал, Золя мог бы подумать: «Да он насмехается надо мной!» Но ведь так было напечатано в газете!
«…Своевременно и даже раньше, если представляется возможность [еще бы!] подкараулить выходящую книгу [учтите!], беспристрастно и кратко оценить ее, отметить любопытные страницы, абзацы… Если мой новый тенор преуспеет, тем лучше. Если же он провалится — ничего страшного. Он сам объявляет, что в этом случае он расторгает ангажемент, и я вычеркну его из моего репертуара. Я кончил.
— Вот ловкач! — шепчет «новый тенор», изумленный, восхищенный и польщенный.
Первый обзор в «Эвенеман» Золя посвятил работе Тэна «Путешествие по Италии». Журналист рассказывал о взглядах своего мэтра на «литературу и политику Франции завтрашнего дня». Это была заслуженная дань уважения тому, кто столько сделал, чтобы склонить Золя к реализму.
Кроме того, Тэн ведь печатался у Ашетта!
В течение тридцати дней Золя пишет, не зная еще, что готовит ему судьба. Тем временем 7 февраля в «Эвенеман» поступил новый сотрудник — Жюль Валлес. С уст патрона не сходит его имя. Он положил ему полторы тысячи франков в месяц — огромная сумма! Золя частенько видится с Шоллем [это тоже персона — тысяча двести франков!]. Они потягивали пиво в кафе «Риш», в кафе «Мюлуз» или в кафе «Мадрид». Этот старик с моноклем, на семь лет старше Золя, совсем не был так зол, как его язык, и его откровенные рассказы о Париже не прошли бесследно для молодого журналиста. Бродя по Бульварам, кого только они не встречали! Бодлера с подкрашенными волосами зеленого оттенка, Гамбетту с вечно разинутым ртом, Рошфора, своего рода единственного мушкетера, Вилье де Лиль-Адана, с осанкой викинга, Сент-Бёва, рыжеватого толстячка с поросячьими глазками.
Там же Золя встречал белокурого красавца с ласковым взглядом, который только что напечатал свои стихи «Возлюбленные». Это был провансалец из Нима, ровесник Золя. Бывший житель Экса написал комедию «Уродка» и драму «Мадлена» [22] . Выходец же из Нима готовил к изданию сборник сентиментальных рассказов о Провансе. Он собирался назвать его «Письма с моей мельницы». «Вроде моих „Сказок Нинон“», — заключает Золя.
Несмотря на мечтательный вид, Альфонс Доде был ловким человеком. И по самой простой причине пользовался большим влиянием у Вильмессана: Доде был секретарем герцога де Морни. Именно он поддержал
дух Золя, обеспокоенного судьбой своих статей, о которых никто не обмолвился ни словом:22
Позднее вы увидите романтическую версию «Мадлены Фера».
— Загляните-ка к крокодилу.
Крокодилом оказался кассир. Золя зашел к нему. И вот этот крокодил выложил ему 500 франков! Золя побледнел, когда почувствовал на своих плечах чьи-то могучие руки. Это был «хам», не перестававший подшучивать над радостью «малыша».
— Что поделываешь сегодня вечером?
— Да… я… ничего, сударь.
— Приходи ко мне в полночь.
Около полуночи Вильмессан потащил с собой Золя, который несколько часов назад спрашивал себя: интересно, появится ли завтра его хроника? Патрон вошел в Английское кафе — «где самые лучшие обеды». Самоуверенный ловкач шел вперед по залу с бесчисленными зеркалами, ступая по красным мягким коврам с золотыми иероглифами. Среди ослепительной роскоши сновали холеные молодые люди с нафабренными бакенбардами, напоминающими плавники рыб… дамы полусвета — эти орхидеи из плоти и крови, таящие яд в своем сердце.
Золя был одет вполне прилично, если не считать его промокших ботинок. Он решил на первый же гонорар приобрести пару лаковых туфель и никогда впредь не попадать в такое дурацкое положение.
Разговор перескакивал с одной темы на другую.
— У Мериме была любовница испанка! Мне рассказал об этом Вьей-Кастель.
— Конечно, Баденге истерик! Это он унаследовал от маменьки.
— Шолль, в один прекрасный день вам придется переспать в Мазасе [23] .
23
Мазас — тюрьма для одиночного заключения в Париже. — Прим. ред.
— Ну как, Кора Перл по-прежнему доступна?
— После конкурса бюстов — еще больше!
— Конкурса бюстов? — спросил Золя.
— Да, был такой конкурс для принца Уэльского. В нем участвовали Маргерита Белланже, Адель Куртуа, эта очаровательная дурочка, Анна Делион, известная идиотка, которая треплет языком, как торговка рыбой с Центрального рынка.
— И Баруччи, которая считает себя первой распутницей на свете!
— Не будем никого разочаровывать.
— Кора Перл все-таки одержала верх.
— И без всякого труда!
— Принц объявил: «Я несказанно доволен тем, что именно одна из моих соотечественниц оказалась победительницей, ибо часто говорят, что у нас в Англии нет таких женщин».
— А Кастильон? Неужели о ней забыли?
— Гортензия Шнейдер заставила себя уговаривать выступить в «Прекрасной Елене». С тех пор она полонила сердца монархов всего мира.
— Она стала слабостью принцев!
— А Паива отгрохала себе особняк!
— «Ки-пэ-и-ва!» [24] — алчная особа! Чувствуется, что в молодости ей многого не хватало.
24
Игра слов. «Qui-paie-y-va» по-французски означает «Получает тот, кто платит». — Прим. перев.
— Чего не хватало?
— Вы знакомы с Гэфом? Как-то он поспорил, что Паива будет принадлежать ему даром. «За полчаса десять тысяч франков», — заявила она. И он пришел к ней с пачкой банковских билетов и бросил ее на кровать.
— Конечно, не Паиву, а пачку.
— Да помолчите же, Шолль, дайте закончить! «Сначала посчитайте», — говорит Гэф Паиве. «О, сейчас нет. А во время… это меня займет». Черта с два! Гэф красивый малый, и она считала медленно! «Но здесь же двенадцать тысяч, Гэф!» — говорит она. «Какая разница? Они же фальшивые!» Она здорово облаяла его, выплеснув на свет божий все портовые ругательства. Тогда он пробормотал: «Я восхищен, маркиза, что помог вам воскресить в памяти прекрасные воспоминания о днях вашей молодости!» Он собрал билеты, которые она бросила ему в лицо, и назавтра постарался довести до ее сведения, что… билеты были настоящие. Да… Золя, вот история, о которой вам стоило бы написать.