Здравствуйте, я ваша фея, или Няням вход запрещен! Книга 2

— Не слишком любезно с вашей стороны торопить человека, — встряла я исключительно из вредности. И сама уже устала стоять на месте.

На меня так посмотрели, что я наверняка должна была испепелиться на месте, но рука Себастьяна, неожиданно обнявшая меня, охладила пыл беловолосого. И совсем неудивительно, что после такого в открытый Алеро портал я вошла в первых рядах.

Не сбежала. Совсем нет.

Просто мне не терпелось увидеть нормальную кровать. И хотя бы подобие ванны. И желательно разнообразие в еде. Жареное мясо — это, конечно, хорошо, но не на завтрак, обед и ужин.

Город спал, когда мы вышли, а точнее, вывалились у центральных ворот. Разбуженный нашим появлением постовой в сером мундире явно не обрадовался ночным гостям и желал поскорее от нас отделаться, принимая оплату за вход.

Наверное, как ночью все кошки серы, так и все города похожи друг на друга. Пустой в этот час торговый базар, разросшийся по сторонам от центральной дороги, плавно перетекал в главную улицу, которая сплошь состояла из двухэтажных домов.

На каждом из домов висели какие-то вывески, а вместо окон красовались большие и поменьше витрины. Сапожник, швея, кузнец, мясник… Чего только не попадалось на глаза, но не того, что искали.

Поиски подходящего, а в нашем случае любого постоялого двора продлились около получаса, но и там нам были не рады, хотя комнаты нашлись. Целых три, что нисколько не осчастливило привыкших к комфорту Алеро и Ильтана. Мне же было совершенно все равно. Я и так знала, что комнату мне придется делить с Себастьяном и аухом.

Только ширму попросила. Чтобы отгородиться и нормально сполоснуться в бочке с еле теплой водой, которую тут выдавали за «все условия». Натянув нижнее платье, что очутилось в моей сумке не по моей воле, я вышла к Себастьяну слегка продрогшей.

— Ты почему не ешь? — прикрыла я глаза, взывая к Матери Природе.

Увы, но фен в этом мире еще не придумали, зато чар — хоть отбавляй. Стоило лишь снова представить свои волосы сухими, как они преобразились, чуть подпрыгивая.

— Тебя жду, — ответил герцог, вольготно устроившийся на двуспальной кровати поверх покрывала.

Рядом с ним лежал поднос, на котором стояли две одинаковые тарелки с тушеным мясом и овощами. Увы, это все, что удалось хозяину найти на кухне помимо хлеба, кусочка сладкого пирога и отвара. Естественно, пирог тут же ушел в мои загребущие лапки.

На фразу да и на весь расслабленный вид мужчины я старалась не обращать внимания. Только слегка улыбнулась, когда он поднялся и зашел за ширму, намереваясь вымыть руки.

— Чистая вода в тазике на стуле, — предупредила я, поглядывая на ширму.

— А-то бы он сам не разобрался! — проворчал аух, поворачиваясь на другой бок, лежа у меня в ногах. — Честное слово, как дети малые! Не дают поспать бедному старому несчастному герою.

— Это ты-то старый? — поразилась я, сковырнув пальцем варенье из пирога.

— Я? — не меньше меня поразился Себастьян, выходя из-за ширмы.

Руки мужчина вытирал небольшим светлым полотенцем. Босые ноги с закатанными штанинами шлепали по дощатому полу. Плащ давно был скинут, а темная рубашка вдруг оказалась совершенно расстегнута. Вот совсем расстегнута, открывая любопытные виды.

— Это я Тучке, — поспешила ответить, продолжая ковырять пирог. — Устал, говорит, спокойствия хочет.

— Это мы ему живо можем устроить, — усмехнулся герцог де Зентье, занимая вторую половину кровати.

Отпрянуть я не успела. Сместиться подальше тоже. Усевшись рядом со мной, Себастьян перехватил мое запястье и нагло и бессовестно украл варенье, украшавшее кончик пальца. Ну как украл? Слизнул, довольно при этом жмурясь.

— Кисловато, — резюмировал он.

— «На чужой каравай роток не разевай». Знаете такую поговорку?

— Я другую знаю, — хитро улыбнулись мне. — «Все, что мое, мое. Все, что твое, тоже мое».

— Это еще почему?

— Потому что я тебя люблю?

Я могла только моргать. Услышав это даже не утверждение, а вопрос, я поддалась какому-то внутреннему ступору. Не понимала, это мы все еще шутим или уже нет, но нарушать тишину герцог де Зентье тоже не торопился.

Молчал, смотрел на меня и ждал ответа, дать который я была не в силах по причине того, что не знала, чего от меня ждут.

— Ой, да целуйтесь уже, — щедро разрешил нам аух, выбивая меня из ступора. — Сил моих больше нет.

— Приятного аппетита.

Собственно, только на эту короткую фразу меня и хватило. Я глаз от тарелки не поднимала, делая вид, что сильно увлечена то ли пережевыванием, то ли рассматриванием ингредиентов. Правда, несколько раз испытывала неловкость, потому что кругляш хлеба у нас был один на двоих, как и чайник с отваром. Терялась, когда мы одновременно протягивали руки то к одному, то к другому, но мне неизменно уступали.

Хотя нет, за мной просто ухаживали, то подавая хлеб, то наполняя глиняные кружки отваром.

Когда тарелки опустели, я взялась за кусочек пирога, но перед тем, как откусить, поймала себя на мысли, что неплохо было бы поделиться. Как смогла, так располовинила руками кусок, молча предлагая часть мужчине.

— Спасибо, — произнес он спокойно, свободно и как-то просто.

Без этих обольстительных ноток в голосе и вроде бы даже искренне, без шуток. Но я все равно на него не смотрела. Доев пирог, переставила поднос на стол и улеглась спать, надеясь, что все крошки ссыпались на пол. А если нет, то пусть ворочаться буду хотя бы не я.

— Эм… А бедному несчастному герцогу можно попросить одеяло? — уточнили у меня, дыханием щекоча вдруг ставшую чувствительной кожу на плече. Как все-таки мужики одинаково прибедняются!

— Попросить можно, — смилостивилась я, но во мне взыграла пресловутая вредность. — Получить — не факт. Накрывайтесь-ка вы покрывалом.

— Может, мне между нами еще и шпагу положить? — предложили мне.

— Хорошая идея. Доставайте.

Мои ответы мужчине по душе явно не пришлись. С тяжелым вздохом, а то и не с одним, он наконец улегся, изображая судьбой обиженного, но я не поддавалась. И после пятого несчастного вздоха, и после шестого продолжала лежать, закрыв глаза. Для полноты картины не хватало храпа. Моего. Но со звуковыми эффектами отлично справлялись наши соседи.

Когда герцог наконец-то заснул, я к нему все-таки повернулась.

И вот почему, спрашивается, он не может быть таким милым всегда? Все морщинки разгладились, лицо посветлело, а постоянно хмурые широкие брови перестали сходиться на переносице. Даже на губах проглядывалось подобие улыбки.

— Поцелуешь? — поинтересовался аух, заставляя меня вздрогнуть. Я про Тучку уже и забыла.

— Ага. И сказку на ночь расскажу, — покивала я, с независимым видом накрывая мужчину частью одеяла. — Спи давай, а то и тебе перепадет.