Зефирка для гурмана

Да, отсидел восемь месяцев, пока шло следствие. Сделаю ли так второй раз, если будут угрожать ножом беременной женщине? Женщине, которая ко мне не имела никакого отношения. Да, наверное, сделаю. Точно сделаю. Просто буду осторожнее бить придурка, так, чтобы и жил и помнил.

Сейчас Маша кусает локотки. Она знала, кто такой Горохов, и знала, что я у него работал. И про наследство знает, как и её умная разведённая мама. Вся Москва об этом говорила, может, и сейчас ещё говорят в «салонах».

Шеф не любил женщин, и мне не давал любить. Дело было вообще не в его сексуальной ориентации. У него её не было. Он сделал себя асексуалом с больным воображением. Он требовал от меня чистоты. Два с половиной года я не прикасался к женщинам, мог и больше. Я учился у него и получал информацию, которой нигде нельзя научиться.

– Запомни, все беды от баб, – так и говорил, бедолага. И сидел на старости лет в гордом одиночестве.

Если бы не я, свихнулся бы вообще со своими картинами. Разговаривал с ними, спорил, только им улыбался, а не живым людям.

– Никогда меня не перебивай, когда я разговариваю.

– Александр Феоктистович, я жду двадцать минут уже, дело срочное, люди на телефоне, с картиной можно в любое время поговорить.

– Болван!

– Вы теряете деньги сейчас, а я жду всего-то одного слова от вас – мы продлеваем выставку или закрываем?

– А ты как думаешь?

– Я бы ещё месяц проплатил. Три картины купили, вы в плюсе.

– Да, делай! – и опять пялится на картину, – Ты его презираешь? – спрашивает картину.

На холсте изображена обнажённая женщина, которая держит одной рукой свои длинные мокрые волосы. Вода стекает по руке и по маленькой груди.

– Нет? Он же мерзавец! Прогони его! – шеф почти уже кричит.

Наверное, он слышал ответ красавицы с картины. Или даже сразу много ответов. Под конец шеф стал явно сдавать.

Вспомнил вот старика Горохова.

Воспоминания всегда с нами. Представляю, что будет у меня в голове лет в семьдесят. Сяду вот так перед морем и начну прокручивать счастливые моменты своего прожитого кинофильма.

А когда нечего особенно вспомнить, то может получиться как у шефа – придётся придумывать миры с картин, и себя в них.

Вдали виднеется парус.

Красота.

Ну, что ж, Софи, вечером придётся познакомиться. Я так решил.

ГЛАВА 4.

Софи и Бесаме мучо

Девять часов. Выхожу. Электро-кар, открытая машинка с крышей, такая же как у гольфистов, уже ждёт. Отлично. У меня на ногах босоножки на каблуках, идти по мощёным дорожкам и собирать песок совсем не хочется. Но тут всё продумано.

Я выбрала открытое розовое платьице мини и собрала волосы в хвост, чтобы были видны серёжки из розовых кораллов: два больших цветка. Я же девочка романтИк.

Мы ещё не успели остановиться, только подъехали ко входу, как ко мне подскакивает Этьен.

– Как я счастлив вас видеть, прекрасная Софи! Пойдёмте скорее, стандапер уже начал.

– Ничего страшного, я запросто могу его не понять. Знаете, чужой юмор не всегда доходит.

– Да?

– Да.

Смеётся.

– Вы необыкновенная красавица, Софи!

Заходим в полу освещённый зал, украшенный гирляндами цветов и лампочек. На столиках горят тусклые фонарики. Народу и правда полно.

– Идите за мной, Софи.

Можно подумать, что я сама по себе куда-то пойду, но ему приятно лишний раз назвать меня по имени. Хорошо, что не дотрагивается. Приученный.

– Вот ваше место, прекрасная! – показывает мне Этьен на столик и свободное кресло.

Вот это удача! Господин Морозов в белой рубашке с расстёгнутыми пуговками, улыбается, как будто наконец меня дождался. Может, он это всё подстроил с Этьеном? Умница! Сам помогает. Такими темпами я управлюсь за неделю.

– Вы говорите по-английски или… – набрасывается на меня Морозов.

– А зачем он нам? – улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю по-русски.

– Рад познакомиться, Иван.

На сцене опасный номер с огнём в исполнении местных трюкачей в национальных костюмах.

– Софи, – говорю своё имя.

– Открою вам тайну – это ненастоящий огонь, – кивает он в сторону сцены.

– А вы настоящий?

– Я – первый.

– По шкале качества или количества?

– Я первый в непрерывной шкале.

Мне сразу с ним смешно и легко.

– Хотите шампанского, Софи? Разрешите вас угостить? Они подадут брют с манго, скорее всего, вы не против?

– Конечно, нет. То есть да. То есть с манго то, что надо, не с оладушками же с икрой пить шампанское на тропическом острове.

– М-м-м, оладушки… настоящий афродизиак, если поразмыслить.

На сцене уже другие артисты. Вокал. Чернокожая дива нашептывает хриплым голосом слова безумной страсти, зал слушает с трепетом.

– Это Фелисия, местная знаменитость. Её случайно открыли на каком-то телевизионном конкурсе, – со знанием дела поясняет Морозов.

– Она немного скована на сцене.

– Да? Не обращал внимания. Я второй раз уже её слушаю.

Потом начинает выступать молодой парень. Он поёт кавер версии мировых хитов и расхаживает с микрофоном по залу между столиков, кто-то ему подпевает. Потом вдруг начинает «Бесаме Мучо», и, надо сказать, совсем не плохо поёт. Что он делает? Подходит к нашему столику и приглашает меня на танец. Ну, это мы умеем не хуже заграничных красоток.

Я же на работе, как никак. Действуй, Софи! Встаю и подтанцовываю ему, кружусь, как надо, и он думает, что меня покорил прям, даёт мне в шутку микрофон, чтобы я промычала что-нибудь, а я эту песенку на экзамене в институте сдавала вместе с танцем. Пожалуйста, гости дорогие! Ка-а-а-а-к запела! Гитарист чуть гитару не выронил. Все притихли. Целый куплет пропела и припев начала. Что тут началось: все хлопают, свистят, на сцену просят, ещё что-нибудь спойте.

Благодарю публику, певец не знает, что делать, всё внимание от него оттащила, всё равно, что его и нет совсем. Хлопают, как будто к ним звезда какая приехала из Америки. Смотрю на Морозова – мол спаси ситуацию, не хочу я петь, да и не знаю, что ещё петь, мне только русские песни в голову лезут.

Идёт ко мне на сцену, на прекрасном английском благодарит публику и просит отпустить его подругу наслаждаться продолжением концерта. Берёт у меня микрофон и отдаёт его певцу. Тот с радостью его хватает. Народ успокаивается. Морозов хорошо так справляется с толпой, условной, конечно, но это не важно.