Зеленая бездна
Шрифт:
– - У нас кончились деньги, -- и как доказательство протягивала мне пустой кошелек.
– - Я бы поехала сама, но ты же знаешь, как тяжело мне в метро... А потом, может быть, ты хочешь забрать оттуда свои вещи? Помнишь, ты собиралась?
– - Помню, -- согласилась я.
На лице бабки загорелась надежда. Она даже покраснела.
– - Ну так что?
– - ласково спросила она.
Я засмеялась...
Я поднялась на второй этаж и позвонила в дверь.
– - Это они, -- услышала я голос матери, и что-то в ответ произнес голос отца, но я не разобрала что.
Она открыла дверь и встала
– - Ты?
– - равнодушно-радостно спросила мать. Они ждали каких-то близких друзей, потому что она была в домашних брюках и вытянутом свитере.
– - Привет, Зоя, -- ласково сказал отец и, не глядя на меня, прошел по коридору с осколками блюдца.
– - Пообедаешь с нами?
– - заботливо предложила мать, уходя на кухню. Я сидела в комнате с окном, распахнутым в переулок. С улицы долетали голоса.
– - Ну как там бабушка?
– - нарушил молчание отец.
– - По-прежнему пожирает селедку.
Его лицо передернулось, но он промолчал. Он смотрел мимо меня в раскрытое окно.
– - Вы кого-то ждали?
– - спросила я.
– - Так, друзей, -- неопределенно ответил отец.
– - И чем они занимаются?
– - снова спросила я, чтобы поддержать разговор.
– - Ничем, -- беспечно рассмеялся он.
– - Ну ты же знаешь наших друзей.
– - Знаю, -- кивнула я, хотя никого из них я не знала.
Я знала только, что однажды, очень давно, я жила здесь, в Серебряном переулке. Бабка почему-то попала в больницу, и мать с отцом забрали меня к себе. Я почти ничего не помнила об этом периоде жизни, кроме того, что мне очень нравилось у них жить в большой высокой комнате с темно-синими стенами, хотя в действитель
ности они оказались светло-голубыми. Отец с матерью жили в соседней комнате, наши комнаты соединялись дверью с двумя створками, но они никогда не входили ко мне через нее, они всегда заходили из коридора, потому что эта дверь была заперта. Я пробовала смотреть в замочную скважину, но ничего не видела -- в замок был вставлен ключ; зато очень хорошо слышала все их разговоры, из которых не понимала ни слова. Но один разговор я все-таки запомнила, потому что мне показалось, что речь идет обо мне.
– - Послушай, а если она умрет?
– - Не говори так, -- попросил отец, -- она моя мать.
– - Я знаю, извини. Но она так тяжело больна!
– - Тогда мы заберем девочку к себе, -- сказал отец.
– - Заберем девочку...
– - повторила мать, -- но я не хочу!
– - И зарыдала.
Иногда я сомневалась, происходил ли этот разговор в действительности, или он мне приснился и я запомнила сон и по ошибке принимала его за явь, точно так же как светло-голубые стены считала темно-синими.
Несколько лет назад я рассказала об этом матери.
– - У вас был такой разговор?
– - спросила я.
Когда я приезжала к родителям, они делали вид, что я постоянно живу с ними, как будто бы я не приехала раз в полгода с "Пражской", а просто вошла с улицы после прогулки.
– - Как ты могла, Зоя?
– - спросила мать и тревожно обернулась к отцу.
– - Как ты могла?
– - послушно повторил он и вдруг пытливо посмотрел на меня и сказал: -- Тебе, наверное, приснилось...
Мать
внесла в комнату супницу, они переглянулись с отцом, и отец пожал плечами; как будто бы она советовалась с ним, что у меня спросить, а он не знал.– - Ну как там бабушка?
– - наконец нашлась мать.
– - Я только что рассказала папе, -- ответила я.
Отец развел руками.
Мы молча обедали.
Мне было неловко оттого, что я сижу перед ними и ем их суп из фарфоровой тарелки. Им было неловко оттого, что они ждали друзей, а вместо друзей пришла я. Они чувствовали досаду, они не знали, о чем со мной говорить, и тяготились. Мы сидели друг против друга и испытывали одно и то же желание -- чтобы я как можно быстрее ушла; но суп в моей тарелке все никак не кончался, и тарелка казалась бездонной.
– - А как у тебя с деньгами?
– - поинтересовалась мать.
– - Ничего.
– - Я дам тебе немного?
– - Дай...
Она поспешно выдвинула ящик тумбочки, достала несколько светлых бумажек и протянула мне. Я не глядя сунула деньги в карман.
– - Подожди, я дам еще!
– - сказала мать и снова потянулась к тумбочке.
– - Да не надо, не надо!
Суп в тарелке наконец-то закончился.
– - Нет, ты возьми!
– - настойчиво, с раздражением сказал отец.
– - Хорошо, папа, -- послушно согласилась я, передразнивая его.
Отец с матерью переглянулись, и мать слегка покачала головой, утешая: нет-нет, тебе показалось.
– - У вас холодно, -- сказала я, оборачиваясь на улицу. Улица плескалась внизу, и я почему-то вспомнила тоскливые глаза продавцов гжели. Они жадно прислушиваются к говору прохожих, не спросит ли кто-нибудь у них цену за их безделки, и из-за напряжения не различают плеска улицы.
– - Еще даже снег не растаял, а вы распахиваете окна!
Отец поднялся и закрыл окно.
Но я уже пошла в прихожую -- одеваться.
– - Уходишь?
– - спросила мать, печалясь, что улицы больше не слышно.
– - Так быстро?
– - с легкостью подхватил отец.
– - Вам жалко?
– - спросила я.
Я уже выходила в подъезд, но вдруг вспомнила:
– - Альбом!
– - Что?
– - хором переспросили родители.
– - Мама, ты помнишь, в прошлом году, зимой, я привозила альбом с детскими фотографиями?
– - Конечно, помню, -- обрадовалась мать, что нашлась тема для разговора.
– - Он лежит у меня в тумбочке.
– - Я его заберу, -- сказала я.
– - Бабушка хотела посмотреть.
Мать принесла мне альбом, я попрощалась и с облегчением ушла. Думаю, что им тоже стало легко-легко, потому что в подъезде я услышала, как она попросила отца:
– - Раскрой, пожалуйста, окно!
В ответ раздался скрип оконной рамы, и они тут же забыли обо мне.
Я спустилась в метро, дождалась поезда на "Пражскую" и только тогда открыла альбом. Все сиденья в вагоне были заняты, поэтому я стояла у дверей. Я торопливо перелистывала страницы, мне казалось, что я ищу какую-то фотографию, но какую именно, я не знала. Знала только, что когда ее увижу, то вспомню даже не историю, изображенную на ней, а какое-то забытое, давно потерянное чувство. Меня мучило предощущение этого чувства, и я никак не могла восстановить его. Оно ускользало.