Зеленая брама

Но вернемся на пылающие дороги того лета.

Может быть, участники первых сражений и нашего от­ступления помнят одну подробность отхода: мы старались идти по дорогам даже в тех случаях, когда прямой путь через пшеничное поле был бы и удобней и безопасней.

Были уверены — завтра повернем на запад, надо сохра­нить хлеба.

Были душевно не подготовлены к уничтожению того, что было общим, стало собственностью всех и каждого.

Существовали и другие трудности, которые правильнее назвать психологическими. В предвоенные годы в боевой учебе войск не был должным образом отработан такой слож­ный маневр, как отступление. В политической работе от­ступление тоже обходилось стороной. Да и можно ли было заранее готовить бойцов к такому отступлению? Представь­те себе политзанятия, ну, скажем, в 1940 году. Политрук или там командир взвода говорит о возможности нападения врага и притом напоминает, что поскольку мы недостаточно еще вооружены, поскольку вообще, как поется в песне, «мы мирные люди», то не исключено, что в случае войны придется отступить на тысячу километров, чтобы оборудо­вать где-то в глубине страны непреодолимый рубеж, закре­питься на нем, а потом уж перейти в наступление. Да его бы за сумасшедшего сочли, а то и хуже — за пораженца! Его бы и слушать не стали.

Как каждый красноармеец тридцатых годов, я запомнил ПУ-36, то есть временный полевой устав РККА.

В первом параграфе устава говорилось:

«Всякое нападение на социалистическое государство рабочих и крестьян будет отбито всей мощью вооруженных сил Советского Союза, с перенесением военных действий на территорию напавшего врага».

Сейчас можно сказать, что в Великую Отечественную войну мы действовали в соответствии с ПУ-36 и неукосни­тельно выполнили первый параграф. Однако нам потребо­валось более трех лет, чтобы перенести военные действия на территорию напавшего врага, а ведь воспитаны мы были в уверенности, что нападение «отбито всей мощью» будет немедленно, что на нашу землю врагу ступить не удастся...

Вот почему так тяжко переживали мы неудачи первого периода.

Катастрофа в редких случаях может быть прогнозиро­вана. Мы не могли себе представить, в каком отчаянном положении окажемся, и так скоро!

В первой же командировке, в стрелковом полку я почув­ствовал всю тяжесть сегодняшних и предстоящих боев...

Но, вернувшись на командный пункт армии, я встретил Новобранца с телеграфной лентой в руках. Глаза его горели.

— Штыками бьются наши! — торжествовал он.— Про­тивник не выдержит штыкового удара!

Но возможно ли было повернуть противника вспять при тогдашнем соотношении сил?!

Против обороняющей Рава-Русский укрепленный район 41-й дивизии наступал 4-й армейский корпус вермахта — пять полнокровных дивизий!

В то время как о боях в Перемышле многое известно, опубликованы воспоминания, газетные статьи и историчес­кие исследования, о Раве-Русской (впрочем, и о других укрепрайонах) почти ничего не вошло в историю начального периода войны. Причина все та же: свидетелей почти не осталось, а молва бродила, будто война началась со сплош­ного отступления, а если так, значит, и укрепленные районы были сразу же оставлены.

Живет в Киеве замечательный человек — подполковник в отставке Илларион Федорович Евдокимов, бывший воен­ком Рава-Русского укрепленного района, а затем — Киев­ского УРа. Вот уже полтора десятка лет все свое время, все свои силы (позволю себе добавить — и свои средства, союзную персональную пенсию) он отдает на поиски героев сорок первого года, на восстановление истории тех малых крепостей, комиссаром которых ему пришлось быть. Его усилиями 500 пропавшим без вести возвра­щены имена, фамилии, узнаны место и обстоятельства их гибели.

И. Ф. Евдокимов хранит в личном архиве интереснейшее свидетельство «с той стороны». Доктор Отто Корфес, коман­довавший в начале войны полком, а позже, уже в чине гене­рала, пехотной дивизией, писал в журнале «Германская Де­мократическая Республика» (№ 2 за 1963 год):

«С выносливостью и потрясающим героизмом советских солдат я столкнулся впервые в июньские дни 1941 года. Мы продвигались вперед между Равой-Русской и Львовом и натолкнулись на цепь бетонированных, снабженных ору­диями маленьких укреплений, которые упорно сопротив­лялись. Когда у советских солдат не оставалось никакой возможности дальше удерживать укрепленный пункт, они подрывали его и погибали в нем сами».

Илларион Федорович Евдокимов считает, что статья бывшего генерала вермахта не совсем точна:

«Мы в ДОТах совершенно не имели подрывных средств на всякий случай, так как не воспитывался наш воин в оставлении ДОТа, не сражаясь до смерти».

Можно поверить бывшему комиссару укрепленного района, его бойцы бились до последнего патрона. И. Ф. Ев­докимов, вопреки немецкой версии, утверждает, например, что красноармейцы не взрывались на гранатах, но бросались с гранатой под танки врага. А это другое дело...

Укрепленный район Рава-Русская держался пять дней.

В героической обороне принимала участие не только 41-я стрелковая дивизия, но и 159-я, и пулеметчики 3-й кавалерийской дивизии, и пограничники, и, конечно, артпульбаты, то есть гарнизоны ДОТов.

Для того чтобы сломить их отчаянное сопротивление, пяти вражеских дивизий оказалось мало, пришлось им вызвать на подмогу еще одну...

Совершенно не зафиксирован и подвиг жителей Равы-Русской, вступивших в первые часы войны в истребитель­ные отряды для борьбы с диверсантами, которых забрасы­вал враг.

Конечно, УР не мог выполнить своего назначения в условиях, когда танковые клинья противника глубоко вре­зались в глубь нашей территории, а все-таки пять дней Рава-Русская держалась!

Сохранились некоторые приказы и оперативные сводки 6-й армии за первые дни войны.

Из боевого приказа 6-й армии, Бжуховице (Брюховичи), 24 июня 1941 года:

«Наступление противника в течение 23.6.41 г. на фронте 3-й Кавдивизии, 41-й и 159-й стрелковых дивизий приоста­новлено и частично отброшено».

Из боевого донесения штарма 6 № 0011, 3.00, 25 июня 41 года:

«41-я стрелковая дивизия, опираясь на опорные пункты УРа, сдерживает противника, нанося ему серьезные потери».

Ясно одно: и Рава-Русская — укрепленный район — сопротивлялся достойно, а остатки войск на этом участке вынуждены были отойти лишь по приказу фронта.

О многократном превосходстве сил противника на нашем направлении сохранилось немало свидетельств.

Против 97-й стрелковой (она обороняла полосу в 30 километров по фронту) наступал 49-й армейский корпус, имевший в своем составе четыре дивизии. Это — к примеру...

Попытаюсь объяснить, почему в истории Великой Оте­чественной войны бедновато документированы подвиги начального периода.

О героизме так называемых войск прикрытия некому поведать — гарнизоны укрепрайонов бились до последнего снаряда, до последней пули. Красноармейцы без преувели­чения бились до последнего вздоха. Их душили дымом, жгли огневыми струями. Плененные нами немецкие солдаты при допросе жаловались еще тогда:

— В глубине не всегда достроенных железобетонных дотов у вас сидят какие-то дьяволы! Их ничем невозможно взять.