Зеленая Леопардовая Чума

Терциан смотрел, как ветерок играет блестящими листьями олив.

–  Я все еще люблю свою жену, - ответил он.

Наступило молчание.

–  Это хорошо, - сказала Стефани.

"А еще я очень на нее сердит", - подумал Терциан. Он злился на Клер за то, что она оставила его одного. Терциана приводила в ярость Вселенная, которая убила его жену, а его оставила жить, он злился на Бога, хотя и не верил в него. Эти трэшканианцы подвернулись очень кстати, потому что он смог обрушить свою ярость и ненависть на людей, которые этого заслуживали.

"Бедные пьянчуги", - подумал он. Вряд ли они ожидали встретить в тихом коридоре гостиницы обезумевшего от горя американца, готового разорвать их голыми руками.

Но вот вопрос: а сможет ли он проделать такое во второй раз? Тогда он не думал ни о чем, отдавшись во власть рефлексов, но вряд ли это получится у него снова. Терциан попытался вспомнить уроки самообороны, которые когда-то получил в школе Кенпо, особенно защиты от вооруженного человека. Гуляя по проселочным дорогам, он пытался повторить некоторые приемы и думал о том, сможет ли выдержать удар кулаком.

Пистолет Терциан всегда носил с собой, чтобы его не забрали трэшканианцы, если вздумают обыскать его номер. Гуляя в одиночестве среди миндальных садов или по холмам, окутанным тонким ароматом дикого тимьяна, он учился выхватывать пистолет, мгновенно снимать его с предохранителя и нажимать на курок, который сначала шел довольно туго, но после первого выстрела пистолет начинал стрелять уже автоматически, и тогда все шло как по маслу.

Терциан подумал, что ему стоит купить побольше патронов. Но он не знал, как и где покупают боеприпасы во Франции, и очень боялся влипнуть в историю.

–  Мы с вами оба злимся, - сказала Стефани, убирая с лица пряди, которыми играл ветер.
– Мы оба злимся на смерть. Однако любовь сделает вашу жизнь еще более сложной.
– Ее зеленые глаза искали его взгляд.
– Вы ведь любите свою жену, а не смерть, правда? Потому что…

И тогда Терциан взорвался. Как она смеет подозревать его в союзе со смертью только потому, что он против превращения кучки африканцев в зеленых подопытных кроликов? Какое у нее на это право? Началась очередная ссора, самая тяжелая из всех, которая закончилась тем, что оба разошлись в разные стороны в волнах аромата лаванды, приносимого ветром.

Когда Терциан вернулся в свою комнату, он проверил деньги, втайне надеясь, что Стефани украла все его евро и сбежала. Она этого не сделала.

Тогда он решил в отсутствие Стефани пробраться в ее комнату, похитить папилломы, сесть на поезд, идущий на север, и передать материал на исследование в институт Пастера или куда-нибудь еще. Но он этого не сделал.

Утром, за завтраком, зазвонил мобильник Стефани, и она ответила. Терциан смотрел, как вежливый интерес на ее лице сменяется смертельным ужасом. Терциан весь превратился в слух, чувствуя, как в кровь бросился адреналин, поднимая уже знакомую волну ярости. Стефани поспешно отключила телефон и взглянула на Терциана.

–  Это был один из них. Он сказал, что знает, где мы, и хочет заключить с нами сделку.

–  Если они знают, где мы, - услышал Терциан свой холодно-спокойный голос, - то почему к нам не заходят?

–  Нам нужно уезжать, - сказала Стефани.

И они уехали. Покинув Францию, они перебрались в Тоскану, бросив мобильник Стефани в мусорный контейнер на железнодорожном вокзале и купив новый в Сиене. Холмистая Тоскана была чем-то похожа на Прованс, здесь тоже рядами стояли виноградники, в садах шумели серебристой листвой оливы и к скалам лепились средневековые городки; но высокие, стройные кипарисы, выстроившиеся на холмах, словно часовые, придавали местности несколько иной вид, и виноград здесь рос другой, и путник, остановившийся на какой-нибудь ферме, мог в полной мере насладиться гостеприимством ее обитателей. Терциан не говорил по-итальянски, и, поскольку его первым иностранным языком был испанский, слова "villa" и "panzanella" он произносил на испанский манер, думая, что они понятны всем. Однако Стефани, выросшая в Италии, говорила по-итальянски не просто без акцента, а как коренная жительница Рима.

До Флоренции было всего несколько часов езды, и Терциан не смог не посетить один из величайших живых памятников цивилизации. В детстве родители возили его в Европу, но во Флоренции он ни разу не был.

Терциан и Стефани целый день бродили по городу, время от времени прячась от проливного дождя, обрушивавшегося на город. В один из таких моментов, когда над головой грохотали раскаты грома, они оказались в базилике ди Санта-Кроче.

–  "Святой крест", - перевел Терциан.
– Ваше предприятие.

–  С церковью мы не имеем ничего общего, - сказала Стефани.
– У нас нет даже урны для пожертвований.

–  Жаль, - сказал Терциан, глядя на промокших туристов, толпящихся в проходах базилики.
– Вы бы неплохо зарабатывали.

Удары грома сопровождались вспышками фотокамер, когда туристы, словно впустив молнии внутрь базилики, снимали огромную усыпальницу Галилея.

–  Как это мило, забыть о суде инквизиции и похоронить его в церкви, - сказал Терциан.

–  Я думаю, они просто хотели постоянно держать его под присмотром.

"Но ведь именно власть капитала построила эту церковь, - думал Терциан, - заплатила за витражи и фрески Джотто, за сооружение усыпальниц и памятников великим флорентийцам: Данте, Микеланджело, Бруни, Альберти, Маркони, Ферми, Россини и, конечно, Макиавелли. Все это сооружение с его сводами и часовнями, саркофагами и хором монахов-францисканцев было построено крупными банкирами, людьми, для которых деньги были реальной, осязаемой вещью и которые заплатили за сотни лет строительных работ по возведению этой базилики сундучками твердых, тяжелых серебряных монет".

–  Как вы думаете, а как бы он поступил?
– спросил Терциан, кивнув в сторону последнего приюта Макиавелли, похороненного в городе, который когда-то отправил его в изгнание.

Стефани бросила сердитый взгляд на необычно простой саркофаг с латинской надписью.

–  "Нет похвалы, достойной тебя", - перевела она и повернулась к Терциану, когда вокруг защелкали фотокамеры.
– По-моему, его перехваливают.

–  Знаете, он был республиканцем, - сказал Терциан.
– В "Принс" вы этого не прочтете. Он хотел, чтобы Флоренция была республикой, чтобы ее армия состояла из местных горожан. Когда к власти пришел деспот, Макиавелли написал трактат, осуждающий деспотизм. Однако ему нужна была работа.
– Терциан посмотрел на Стефани.
– Он был основателем современной политической теории, которой занимаюсь и я. В основе его идей лежала уверенность в том, что все человеческие существа во все времена живут одними и теми же чувствами и страстями.
– Терциан демонстративно посмотрел на сумку, висевшую на плече Стефани.
– Значит, всему этому скоро придет конец? Вы собираетесь превратить людей в растения. В таком случае больше не будет никаких чувств и страстей.

–  Не в растения, - прошипела Стефани и быстро оглянулась по сторонам.
– И давайте не будем обсуждать это здесь.
– Она направилась к пышно украшенной могиле Микеланджело, возле которой стояли резные статуи, которые, казалось, не столько скорбели, сколько обдумывали какую-то сложную инженерную проблему.

–  Согласно вашему плану, - сказал Терциан, следуя за Стефани, - рынок продуктов будет разрушен. Но проблема-то не в этом. Проблема в том, что произойдет с рынком труда.

Вспыхивали фотокамеры туристов. Стефани старательно отворачивалась от направленных в ее сторону "кодаков". Она вышла из базилики и направилась к портику. Ливень прекратился, но с крыш еще падали тяжелые капли дождя. Спустившись по лестнице, Терциан и Стефани вышли на площадь.