Зеленое безумие Земли

— Вы обратили внимание, какой воздух? В нем прохлада и — замечаете? — тревожное ожидание чего-то.

Фарг поднял голову и на секунду остановился.

— Уже появилась синева... Это рождается утро. Какое чудо! Скажите, вам станет грустно, если вы будете знать, что подобное будет повторяться миллионы и миллиарды раз, и кто-то будет восхищаться этим? Но разве все это умирает вместе с нами? Разве не оставляем мы это бесценное сокровище своим потомкам вместе с жизнью? И мы — частица всего этого: утренней прохлады, вот этих темных деревьев и всего-всего, а мы — это вы, я, Аштау...

И после короткой паузы он добавил:

— Вы сейчас должны чувствовать все это острее, чем я.

Бурри молчал. Он подсознательно чувствовал, чем вызваны эти слова. Фарг знает, что после потрясений сегодняшней ночи, в этот тихий предрассветный час его, Бурри, душа обнажена, с нее сорван тот панцирь обыденности, который нарастал на ней год за годом вот уже двадцать четыре года.

Фарг ласково обнял его за плечи и повел дальше.

Впереди сквозь деревья проступило освещенное двухэтажное здание, на котором виднелась очерченная красным огнем эмблема Экстренной медицинской помощи — чаша со змеей на фоне Земного Шара.

Подойдя к широким просвечивающим дверям, Бурри оглянулся. Деревья отчужденно молчали, скрывая сотворение дня, вершившееся сейчас за их темными кронами.

Войдя, Бурри увидел большой круглый зал с низкими пультами вдоль стены. За каждым сидело по три человека. Некоторые из них, держа возле губ микрофон, что-то негромко говорили, остальные следили за извивающимися кривыми на экранах или напряженно слушали, прижимая к уху плоские круглые коробочки наушников. В центре зала перед тремя видеофонами сразу сидел худой старик, вокруг которого стояли и сидели мужчины и женщины, одетые в одинаковые белые куртки с красной эмблемой Экстренной помощи.

Фарг подошел к старику и, наклонившись, начал говорить, подкрепляя слова скупыми жестами правой руки. Старик поднял голову и посмотрел на Бурри.

— Соболезную, молодой человек, — сказал он, пожевал губами и, строго глядя на Бурри из-под нависших белых бровей, продолжал: — Мне пришлось однажды встречаться с Аштау. Талантливый человек! Жаль... Так кто же полетит? Ты, Фарг?

— Разрешите мне, — вдруг услышал Бурри у себя за спиной женский голос. Он обернулся и увидел тонкое девичье лицо с большими серьезными глазами.

— Фаргу нельзя, — продолжала девушка. — Он только что прилетел из Гренландии.

Фарг встал и демонстративно повернулся к старику, словно прося оградить его от несправедливости.

Старик выжидательно молчал.

— Южная Австралия, — сказал Фарг безукоризненно вежливым и терпеливым тоном, — это не острова лазурного Средиземного моря, куда ты, дорогая Лидия, так обожаешь летать. Австралия находится далеко за пределами нашей зоны. Там живут антиподы, и они ходят вниз головой. Прежде чем взлететь и вернуться сюда, нужно сделать три посадки — в Хадрамауте, Грампиане и снова в Хадрамауте. Я уже не говорю о такой досадной мелочи, что нужно провести в воздухе не менее шести часов.

— Позвольте, позвольте... — начала Лидия, но ее вдруг перебил старик:

— Не спорьте, мои юные коллеги! Лидия права — тебе нужно сейчас отдыхать, Фарг. Ты же не на прогулку летал в Гренландию.

— Разрешите мне слетать в Австралию. — сказал белокурый гигант и выразительно скрестил руки на могучей груди. — Я могу просидеть за штурвалом хоть шестнадцать часов!

Лидия беспомощно посмотрела на него и отвернулась.

— Хватит! — сказал старик и пристукнул ладонью по столу. — Полетит Лидия.

3

Тянулись бесконечно длинные минуты, ровно и однообразно гудел двигатель, непривычно быстро поднималось солнце... И лишь когда вдали из голубого слияния воды и неба начала надвигаться плоская громада Австралии, Бурри вдруг охватило беспомощное желание, чтобы время остановилось, чтобы не было ни этого неумолимо растущего материка, ни неподвижного тела Аштау, окруженного скорбно поникшими людьми, ни его самого, а была бы лишь теплая синева океана, огромное солнце в этом изумительно прозрачном воздухе и юная женщина по имени Лидия в своем рвущемся вдаль ракетоиде.

Когда смолк гул двигателей и Бурри с Лидией спустились на землю, подкатила низкая машина, в которой сидели двое мужчин. Один из них, черноволосый, с эмблемой как у Лидии, торопливо подошел к прилетевшим.

— Вы Бурри? Ехать недалеко, совсем рядом. А вам, Лидия, предлагается возвращаться ионолетом, ракетоид назад поведу я.

— Лидия, — тихо сказал Бурри. — Вы и ваши товарищи столько сделали для меня... Я спешу... Вы понимаете...

— Я все понимаю, Бурри, не надо благодарить.

Все, что происходило дальше, Бурри воспринимал как в полусне. С ним здоровались странно тихие люди, среди которых были знакомые и полузнакомые, виденные где-то и совсем незнакомые. И где-то в просвете этих медленно сменяющих друг друга лиц появилась и надвинулась вплотную торжественно запрокинутая голова Аштау, словно неподвижно парящая в воздухе. Он лежал, утопая в бархатисто-черной массе, одна рука на груди, другая вытянута вдоль тела, а на лице было выражение такого покоя и отрешенности, словно в последний момент он увидел Истину, которая разом ответила на все вопросы и сомнения, мучившие его при жизни, и этим обесценила всё. Он был по ту сторону живого и неживого, за той гранью, где нет даже пустоты. Нет ничего...

Кто-то появился рядом и добавил к и без того огромному черно-красному вороху цветов еще один букет.

— Как жаль, — печально вздохнул кто-то. — Он мог еще много сделать.

— Да-да. И это в то самое время, когда он был так нужен. Я имею в виду проект Единого Поля Разума.

— А знаете, это даже символично, лишнее доказательство в пользу необходимости Единого Поля. — Это сказал кто-то третий.

У противоположной стены, отделенный от Бурри неподвижным телом Аштау под прозрачным колпаком, стоял вполоборота стройный седовласый мужчина и негромко говорил в портативный видеофон:

— ...отложите эксперимент на пять часов, до моего приезда... — Доносились сухие отрывочные фразы. — ...но сделайте все. Понизить температуру и давление до критического минимума... биостимуляторы... кривая не должна упасть ниже...

Откуда-то, должно быть из соседних здравниц, прибывали все новые и новые люди.

«О чем это они? Зачем здесь эти слова? — тупо подумал Бурри, пытаясь отыскать взглядом Шанкара. — Чего же мы ждем?»

И, словно в ответ на его вопрос, вдруг разом наступило молчание. К изголовью саркофага подошел тот самый мужчина, который только что говорил по видеофону. Оказалось, несмотря на моложавость, он был ровесником Аштау.