Зеленое солнце
Шрифт:
Место — красивое, и какая разница, что ночью нихрена не видно и не горят на той улице фонари. И самой улицы — почти что нет, остальные хаты поодаль. И какая разница, что там давно все снести пора. И какая разница, что несмазанные петли покосившейся калитки — на всю округу скрипят. А хата под соломой — в темноте кажется почти зловещей. Назар крепко взял ее за руку, зажег фонарик на телефоне, толкнул дверцу, чуть наклонился, чтобы пройти во двор и не зацепить макушкой ветку старого раскидистого орешника, и прошептал:
— Осторожно, тут заросло все.
— Куда мы хоть пробираемся? — хохотнула с напускной храбростью Милана,
Они дошли до крылечка, Назар подхватил ее на руки и поставил на него, чтобы ноги не переломала. Потом порылся в карманах и звякнул ключом, наконец смущенно выдохнув:
— Дом мой. От бабы Мотри достался. Это ее родителей хата. Только не сердись и не смейся.
— Тут свет есть?
— Есть, если не перегорело, — Назар сам поднялся на крыльцо, потянулся куда-то под стреху и клацнул выключателем, отчего прямо над их головами, над входной дверью, зажглась тусклая желтая лампочка, осветив наконец дом и дворик с колодцем, побитыми плитками, которыми вымощены были заросшие дорожки и несколькими каркасами, по которым когда-то вились розы, сейчас выродившиеся в цветущий шиповник. Он быстро сунул ключ в замочную скважину, повернул его, отворил дом и все так же неловко прошептал: — Если тебе здесь не понравится или что-то покажется неприятным — мы сразу уйдем. Только не молчи, ладно?
??????????????????????????- Лишь бы змей не было.
— Не, змей нема… и мышей тоже, я всегда на зиму отраву оставляю, потом по весне отдраиваю все. Да им тут и жрать нечего, вообще-то, — мягко улыбнулся Назар, вошел в дом, за руку заводя ее с собой, включил свет и в маленькой белёной комнатушке — сенях, наверное. Или как это называется — Милана понятия не имела. Здесь была невысокая лавка, вешалка, на которой примостилось несколько допотопных курток, к стенам прислонены грабли, вилы, собранная садовая лестница и еще какой-то скарб на полках небольшого подвесного шкафчика. Деревянный пол — устлан ковриком из мелких цветных лоскутков, давно вылинявших, но когда-то, наверное, ярких. Назар здесь неожиданно разулся, видно было, что по привычке, а потом замер, глядя на ее босоножки, вдруг сообразив.
— Здесь, в принципе, чисто, — сказал он, — но если смущает, то не снимай… тапок женских нет. Мы бабыно все раздали.
Разуваться она не стала, но огляделась чуть смелее и вдохновенно выпалила:
— А мы можем здесь остаться?
— Ну… наверное, можем. Но только здесь ремонта не было, кажется, с тех пор, как баба Мотря уехала из усадьбы. Тогда еще тут причесали все, а потом… она ее на меня переписала. Такое вот у меня домовладение, короче.
— Ты не понимаешь? — Милана обняла его за шею и губы ее растягивались в довольной улыбке. — Мы можем тут остаться.
— И ты… останешься? Здесь? — севшим голосом спросил Назар, завороженно глядя в ее лицо.
— С тобой! Лесной ты человек.
— Миланка… я думал, с ума сойду.
Да Назар и так был сумасшедший. Только этого она сказать не успела. Он подхватил ее на руки и унес в комнату, уронив на кровать, большую, мягкую, пружинящую, пахнущую стиральным порошком и этим домом — древним и пропитанным чем-то большим, чем временем. Скрипучую, но какая разница, если никто, кроме них, не слышит.
Дурел он по ней. А она по нему. И какая уж разница, сколько часов он спал последние
несколько суток, даже если вовсе не спал. Лишь бы Милана и дальше по нему дурела. Вскрикивала от его прикосновений, подставлялась под поцелуи, целовала сама, теряя голову и не помня себя.У нее была очень чувствительная грудь. Пышная, по-девичьи упругая, легко возбуждающаяся, покрывающаяся мурашками, с острыми розоватыми сосками. В темноте — не видно, но он слишком хорошо себе ее представлял, чтобы раз за разом приникать к ним губами, ласкать языком и слушать, как звонко звучит от этого ее голос.
Ее аккуратный затылок и шея — каждым позвоночком — реагировали на его касания, даже если он просто рядом дышал, горячо и шумно. От этого она изгибалась дугой и тихо вскрикивала. Пожалуй, что в мирное время щекотки боялась, а значит, ревнивая. Но когда они занимались сексом, он быстро просек и спуску не давал, потому что она, теряющая голову, была зрелищем невиданным и невозможно возбуждающим.
Ее тонкие пальцы, острые ногти, царапающие его спину, не давали покоя ему, доводя до исступления. Заставляя отдаваться ей так же самозабвенно, как и она. И прежде Назар даже не подозревал о том, какие грани она ему в нем открывает. И на какие эмоции он рядом с ней способен. В то же самое время не знал, что и она тоже… она тоже открывала ему себя — и самой себе открывалась. В этом Милана ни за что не призналась бы. Он и сам себе мало в чем признавался, словно бы это делало его слабым, а ведь еще неделю назад Назар говорил ей, что это никакая не слабость.
Сейчас он говорил другое. Была глухая, черная-черная ночь. Только серебристый луч убывающего месяца, заглядывавший в небольшое окошко сквозь старую тюлевую занавеску, едва-едва рассеивал этот мрак, отражаясь в Миланкиных глазах, наконец, спокойных, безмятежных, умиротворенных. То же самое чувствовал и Назар, прижимая ее к себе и чертя пальцами и губами линии на ее лице, шее, ключицах и груди — где дотягивался. И поцелуи перемежал короткими репликами.
«Вообще-то я планировал тебе речку показать и все».
«Что на нее смотреть? В ней купаться надо».
«Вот завтра купальник возьмешь и будем купаться».
«Далеко?»
«Да прям за огородом, у нас к ней спуск тут. Там красиво».
«То есть это там красиво?»
«Ага. Очень. И тут красиво. И тут. И здесь тоже красиво. А тут — красивее всего».
«Назар! Щекотно!.. А почему про дом не говорил? Столько времени потеряли».
«А как тебя сюда было вести? Ты ж видишь…»
«Вижу. И что?»
«И то!»
«Сумасшедший».
«Ты не привыкла к такому».
«Давай я сама разберусь, к какому я привыкла, а к какому нет, ага? И вообще, спать пора».
«А как с тобой спать-то?»
«Молча и с закрытыми глазами».
В сон они провалились оба и как-то сразу. Почти что сразу. А всего через несколько часов подхватились по его будильнику. До усадьбы добирались затемно — кажется, ни один из них даже не умылся, так они спешили. Потому что Назару на работу, потому что надо еще в чертову Змеевку заехать, потому что впереди очередной идиотский день, когда неизвестно куда забросит. Да и Милане надо успеть показаться на завтраке — чтобы лишний раз не раздражать хозяина дома, потому что если Стах отцу донесет, добром не закончится. А значит надо усыпить его бдительность и помелькать с прилежным видом в особняке.