Зелёный Дракон или «Образы любви»

(Монтень)

Сударыни и судари. Товарищи и – соответственно – товарищи. Никого не собирался и не хочу обидеть и тем более – оскорбить. Много ли таких, как барышня с «размышлялками», которой «удаётся в полной мере услышать чудо поэта, глубоко чувствующего малейшие вибрации души» и т.д.? Циник решительно скажет: – Опять у дочерей Евы словесная диарея, дилетант же полагает, что «Тайна стихов» не «Ёжик в тумане», а демагогия. Эта претенциозная «размышлялка» барышни о себе Айоге (или Ай-Яге?), нюхательный и жевательный табак, о чём уже сказал Пушкин:

«А ты, прелестная!.. но если уж табак

Так нравится тебе – о пыл воображенья!
–

Ах! если, превращённый в прах,

И в табакерке, в заточенье,

Я в персты нежные твои попасться мог,

Тогда б я в сладком восхищенье

Рассыпался на грудь под шёлковый платок

И даже… может быть…

Ах, отчего я не табак!..»

Прозой была выражена другая, здравая мысль «О женском сердце»:

«… кверху поднимается сок, а через глаза залетает мирская тщета и движется вниз. Встречаются в середине груди, вскипают и соединяются в чёрную субстанцию, которая есть корень женского естества. От него в мире вся злоба и сучество, боль сердца, мракодушие и тоска. И не избыть того никак, ибо женщина влечёт к себе через неправду, а если рассеять обман, то сразу видно, что она и вовсе не нужна, а без неё намного лучше. Этой ясности ей не пережить, и узреть истину мужчине не даст, поскольку охотиться сама не может. Потому всё время врёт и сучествует, и сама понимает, как завралась, но сделать ничего не в силах, и в глазах у неё тоска и страх. А если припереть к стене и долго бить по морде, то сознается во всём, но скажет, что без той хитрости иссякнет жизнь. Истинно так. Потому мудрые говорят, что жизнь есть надувательство и чёрный обман». Но с другой стороны (ведь у всякой медали две стороны, и у этой – тоже), если сопоставить текст с обозначением: «Размышлялки» (жанр, рубрика – was ist das?), не подходящим к «тайне»? В этом-то и «порылась собака» – название (жанра, рубрики или чего?) нечаянно выбрано для последующего текста, открывая его несерьёзность, «надувательство и чёрный обман» (сам иногда вру, но не обманываю), «сучество, корень женского естества, иррациональность, мракодушие и тоска». Такова вторая сторона медали – для барышни, остепенённой в теории научного коммунизма темой: «Социальная справедливость и ответственность личности в условиях совершенствования социалистического общества». Совсем не обязательно дочерей Евы «припереть к стене и долго бить по морде», они всё равно не сознаются, но скажут, «что без той хитрости иссякнет жизнь». А вы говорите – купаться. Практически текст был готов, и Закруткин, держа в руках блокнот и карандаш, размышлял – как бы содеянное сократить?.. Звонок в дверь прервал его задумчивость.

Тата

– Кому это приспичило в субботу с утра пораньше?.. – Хотя уже вечерело. Помедлил. В дверь несильно стукнули кулачком и несколько секунд спустя – каблучком.

– Похоже, девушка. Да, лучше открыть, пока соседи не проснулись. – Вернул ступни в домашние туфли, запахнулся и пошлёпал открывать. В открытом проёме двери, предусмотрительно улыбаясь, стояла Татьяна – «русская душой» или Тата, как её называли близкие.

– Это я ломаю дверь. – Напомнила она «Иронию судьбы…» и обняла опешившего хозяина, прижавшись всеми передними поверхностями своего девического организма. От неожиданности он выронил блокнот и рефлекторно обнял гостью. Та поцеловала его напряжённый лоб и доверительно сообщила:

– В гостиницу меня не берут…

– Это при её-то финансах и знакомствах. – Успел подумать ошарашенный Закруткин.

– Возьми ты… По глазам вижу, что рад и согласен. – И заговорчески прошептала ему в ухо:

– Будем бесконечно показывать наше стояние всем проходящим?

– Да уж, – сообразил он, внёс гостью внутрь и, повернувшись вместе с ней, пяткой захлопнул дверь. – Как же ты меня нашла и в такую рань припёрлась?

– Во-первых, где эта «рань» на ночь глядя? А, во-вторых, сочинитель, если я училась с тобой в начальных классах, это не значит, что не узнаю о твоём следе в пресловутых Доме писателя и «Вешних водах» в соседстве с питейным заведением «Хочу всех».

* * *

Они учились в одном университете, но он на год позже. Отношения были тёплыми: вместе сбегали с занятий, ходили в кино, гуляли в парке, готовились к экзаменам – были товарищами. Однажды Татка позвонила, помочь в каком-то задании. Он приехал, надел предназначенные ему тапочки. Посмотрел задание, девушка в процессе как бы нечаянно прижималась. Вскоре нашлось решение, Закруткин собрался прощаться. Вдруг Татьяна, стоявшая у кровати рядом с сервантом, без слов сбросила с себя юбку и распахнула блузку, таким образом оказавшись голой:

– Я знаю, ты хочешь… И я… – Достав из ящичка серванта, протянула ему пакетик. Он, попятившись, взял, а она достала ещё тюбик с каким-то кремом. Закруткин заметил у неё увлажнённость между ног над четвёртым «окошком»:

– «Поплыла». – Цинично подумал Закруткин, и недоумённо: – А крем-то зачем? Ты же…

– Ты, когда,.. то не сразу, не сильно…

– Так ты?..

– Да, ни разу, ни с кем…

– Татка, тебе же замуж ещё… – Закруткин поперхнулся, бросил полученное от внимательной хозяйки, и прямо в тапочках, забыв, закрыл за собою дверь. Неизвестно, что было с Татьяной после, но через несколько дней она позвонила:

– Всё… Я сама…

– ?..

– Морковкой. Было немного больно и крови… Приезжай, очень жду тебя.

– Ты дура?..

– Закруткин, я ж, чтоб ты не переживал, я тебя люблю…

– Вот когда и если поумнеешь… – После этого нонсенса они не встречались, кроме университета, тапочки он ей вернул по почте.

Оба в своё время закончили универ, Татьяна – с красным дипломом. Арамис рассказывал, что она всё-таки побывала замужем, его звали Феликс. Закруткин немного помнил его по школе: высокий худощавый парень, отдалённо напоминавший Дзержинского (это, наверное, было во вкусе Таты), который через год-полтора счастливой совместной жизни повесился, и это уже было в его «вкусе». Детей у них не случилось – не хотели или не успели. Всех последующих упёртых претендентов Татьяна дипломатично отправляла на три буквы русского алфавита (это она могла). В тоже время, Тата была умница, красавица, дорого и продуманно одевалась, работала управляющей с евро-зарплатой в представительстве какой-то западной фирмы.

* * *

– Время ужина. – Продолжила Тата. – Или утро у тебя от счастья? – Она прошла мимо него на кухню и заглянула в холодильник:

– Надо же, работает… – На крыше холодильника стояла початая бутылка коньяку, внутри лежало одно яблоко и кусочек сливочного масла, а в морозилке – классическая пачка пельменей.

– «Медвежье ушко» – ну, назовут же. Зато, – подумала дальше она, – конкурирующей фирмы нет. Ты вот что, сочинитель, – продолжила она вслух затормозившемуся хозяину, – подбери блокнот, дуй вниз, принеси, пожалуйста, из такси пакеты, да, и расплатись. Не переодевайся – так ты больше на мужа похож – чтоб таксист не подумал чего в мой целомудренный адрес.

– Какая предусмотрительная. А много наездила?

– А чёрт его знает, что он там накрутил, может рублей 500. – Закруткин хмыкнул, но послушно достал из куртки на вешалке кошелёк, переобулся и, не вызывая лифт, задумчиво потопал пешком. Расплатился, забрал два тяжёлых пакета – из одного нахально торчало горлышко бутылки. В течение получаса стараниями Таты ужин был готов – к удивлению Закруткина – и оказался вкусным. Закруткин для демонстрации широты своей натуры, но сознавая, что угощать пришедшую в гости девушку коньяком, тем более уже из открытой бутылки, не очень хороший тон, тем не менее объявил:

– У меня ещё и коньяк есть… – Татьяна посмотрела на него:

– Ну, это понятно, уже заметила. Но это с горя, а у тебя радость. – После завершения трапезы и оприходования бутылки красного в противовес коньяку, Татьяна спросила:

– Что с горячей водой?

– Посуду сам вымою. – Сокрушённо ответил Закруткин.

– И это правильно, как сказал классик. Но я про душ – функционирует?

– Обижаешь …– Закруткин достал из шкафа большое банное полотенце.