Зеленый Феникс

– Наверное, от отца. Он был великим воином. И немножко пиратом, но грабил только нехороших людей.

– А твоя мать – дриада. Я вижу по твоим ушам. Она молодая?

– По-моему, старая. Ей около тридцати. Но очень красивая. Фавны зовут ее Повелительница пчел. Она будто из меда. Я не похож на своих родителей.

Будто из меда… Его отец любил такие фразы.

– Не старайся быть вежливым. Я знаю, какой я урод. Мне вообще-то все равно. По крайней мере, никто из обитателей леса не пристает ко мне.

– А тебе нравится быть одному?

– Мне нравится быть рядом с теми, кого я люблю. Но это только моя мама. Конечно, этого недостаточно. В нашем дереве не хватает мужчины, чтобы учить меня. Мама научила меня читать. Рассказала об Ахилле, Гекторе, Аяксе – и, конечно, об Энее. Я умею отличать хорошие грибы от ядовитых. Знаю, какие цветы самые чувствительные, хоть так и не научился их слышать. «Но я не могу объяснить тебе, как вставить в лук стрелу, – сказала мне мама, – или построить лодку и выковать бронзовый шлем. Это все мужские ремесла».

Зеленая туника доходила ему до колен, сандалии из кожи антилопы свободно болтались на ногах, за пояс была заткнута праща, а в мешочке, висевшем сбоку, лежали камни. Он в самом деле рос слишком быстро и, казалось, состоял только из ног и рук. Грудь и плечи узковаты, но в лице чувствовалась сила. Если бы он не был таким худым и почаще улыбался, его можно было бы назвать красивым. Подолом своей туники Асканий стал счищать грязь с отцовского шлема, пока тот не засиял, как бронзовое зеркало.

– Посмотри на свое отражение.

– Не хочу.

– Посмотри! Что ты видишь?

– Ни то ни се, вообще непонятно что.

– Глупости. Ты наслушался дриад. Ты считаешь меня уродливым? У меня светлые волосы.

– У тебя они красивые. А в моих волосах еще эти дурацкие серебряные пряди, и к тому же они никогда не лежат на месте.

– А мои – лежат?

– Нет. Но, кажется, будто так и должно быть.

– Почему не позволить твоим волосам вести себя так же?

– Дриады говорят, что аккуратность – один из главных законов Румины.

– Существует еще богиня по имени Афродита.

– Венера? Нам нельзя поклоняться ей.

– Тебе бы следовало. Я думаю, ей понравились бы твои волосы. – Он чуть не сказал: «Как ей нравились волосы твоего дедушки». – И мне нравятся. А теперь я должен идти, Кукушонок.

Действительно, надо было быстро уходить, пока он окончательно не решил украсть мальчика, чтобы увести его в Лавиний, и, оторвав от дерева, подвергнуть опасности из-за той части его натуры, которая была от дриады, или пока не объявил о том, что он его брат.

– Не уходи, – воскликнул Кукушонок в отчаянии. – Мы только что встретились. Расскажи мне о сражениях, в которых ты участвовал. Сколько ты спас принцесс?

«Как он похож на отца, – подумал Асканий. – Я бы спросил: «Сколько человек ты убил?»».

– Но мне надо сообщить друзьям, что я нашел отца и что он похоронен подобающим образом.

– Конечно, – вздохнул мальчик. – Ты, наверное, больше не придешь сюда? А может, я приду в твой город? Это, должно быть, Лавиний, где живут воины вместе со своим Царем Энеем.

– Я слышал о твоей королеве Волумне. Она не любит воинов. Она очень рассердится, если узнает, что ты со мной встречаешься.

– Никому нет никакого дела до меня, кроме моей матери, а она говорит, чтобы я был мужчиной и поступал, как считаю нужным. Волумна, наверное, была бы счастлива, если бы меня съел лев, хотя я как-то умудряюсь уживаться и с ней, и со всеми остальными. Но если бы ее съел лев, я пришел бы в восторг. («И на меня тоже немного похож», – подумал Асканий.) Когда я был маленьким, я пустил под ее дерево крота, чтобы он подгрыз корни. Она стыдила мою мать перед всем советом, называя ее любительницей мужчин.

– А что случилось с кротом?

– Она убила его, как только он отгрыз первый кусочек. Она решила, что он сам пришел. Теперь у нее в дереве есть коврик из шкурки крота.

– Может быть, мы сможем опять встретиться.

– Завтра!

– В то же время?

– Я буду ждать тебя. Но я не знаю, как тебя зовут.

– Мое настоящее имя – такой же секрет, как и твое. Придумай к завтрашнему дню какое-нибудь имя и для меня.

Он наклонился и обнял Кукушонка, не задумываясь о том, любят ли сыновья дриад, когда их обнимают незнакомые высокие воины. В ответ тонкие руки крепко обхватили его.

– Скажи маме, что она может гордиться своим сыном.

– Я скажу ей, что повстречал бога. Ведь ты бог? Мама говорит, что у Аполлона золотые волосы.

– Я знал бога. Я недостоин даже произнести его имя.

– Ты, наверное, имеешь в виду своего отца. Увидев его, я тоже подумал об этом. Но существуют разные боги.

– Я не отношусь к ним.

– Мне кажется, – сказал Кукушонок, – бога делают люди, которые ему поклоняются. Даже один человек, если он его достаточно любит.

Асканий неожиданно рассмеялся. Мальчик был таким серьезным, как философ, представляющий свою новую концепцию мироздания: «Земля круглая, а не плоская. Существует не четыре составляющих элемента, а пять». Он ни разу даже не улыбнулся.

– В душе я пират, вот я кто.

– Иногда дружить с пиратами лучше, чем с богами. С ними можно поговорить, им не надо поклоняться. Не забудь про меня, когда ты будешь набирать себе следующую команду.

– Мне кажется, из тебя выйдет неплохой рулевой. Ты все подмечаешь.

– Мне надо еще многое узнать о набегах и грабеже.

– Потренируйся на дереве Волумны. Прощай, Зимородок.

Асканий смотрел, как тоненькая угловатая фигурка удаляется, скрываясь среди зелени. Кукушонок оглянулся, помахал ему рукой и в первый раз робко улыбнулся. Асканий удивленно подумал: «На какой-то момент я даже позабыл о своем горе. Я как моряк, потерявший в бурю корабль, но нашедший дельфина».

Глава III

Дубы дриад взволнованно гудели, как огромный улей, – жизнь в маленьких ульях, стоявших под деревьями, и в самом Круге дубов в точности повторяли друг друга.

В отличие от фавнов или кентавров, дриады редко утрачивали свое олимпийское величие. Они шли или бежали, но в любом случае казалось, что они плывут, едва касаясь ногами земли, а руки трепещут у них за спиной, как крылья. Сейчас же от их грации не осталось и следа, они были взволнованны и возбуждены, но, похоже, не от страха. Мать сказала Кукушонку, что точно так же они выглядели, когда вооружали Камиллу и амазонок, выступивших против Энея. («Будто, умирая от голода, вдруг увидели жареных куропаток».)