Зеленый фронт

Полицай сполз по стволу к земле и осторожно пополз вперед, стараясь лишний раз не задевать кусты. Стоны становились все громче и громче.

– Падла, - шепотом ругался на самого себя Петр, стараясь хоть что-то рассмотреть среди стволов деревьев.
– Чего полез? Выслужиться захотел? Да? Железный крест на шею? Хорошо, хорошо... Вот крест и будет... Деревянный!
– наконец-то, впереди показалось что-то белое.
– Сема, не пальни смотри. Это я, Краевич!
– крикнул полицай, узнавая своего товарища.

Это бы действительно Семен. Не узнать его было не возможно! Крупная голова с непослушными курчавыми волосами и оттопыренными ушами, которыми он мог шевелить. Он сидел, прислонившись к стволу осины и пытался перевязать свою руку. Левая висела плетью, рукав толстой рубахи медленно набухал от крови. Полицай один конец бинта зажал в зубах, а второй раз за разом пытался обернуть вокруг руки.

– А-а-а-а, - зашипел он, когда кусок ткани снова выпал из пальцев.
– А-а-а-а...

Петр настороженно огляделся по сторонам. Вроде было тихо... Выстрелы слышались где-то в дали...

– Сема, здесь я... Дружище здесь я, - шептал Краевич, осторожно подходя к раненному.
– Сейчас перевяжем тебя и на хату пойдешь, пироги жрать...

Тот ни как не реагировал. Склоненная вниз голова еле уловимо дергалась, а рука продолжала вновь и вновь тянуть кусок бинта.

– Давай, я перевяжу, - Краевич медленно положил карабин рядом с собой.
– В руку это мелочь... Это заживет.

Курчавая голова продолжала подергиваться в такт его словам, словно раненный со всем этим соглашался. Остро пахнувшие потом, слежавшиеся волосяные барашки тряслись вместе с головой.

– Вот же пень, в штаны что-ли наложил, - зло пробормотал Петр, дернув его вверх за гриву.
– Матка боска! О! О, черт меня дери!
– на одном выдохе произнес он, увидев лицо товарища.

Дергающаяся голова смотрела на него невидящими глазами, точнее глазницами. Через все лицо, начиная с покатого лба, шли четыре глубокие и до сих продолжающиеся кровоточить борозды. Две из них прошлись по глазам, оставляя после себя рваные ямки...

– Черт, черт..., - рука дернулась от волос и судорожно начала шарить по земле в поисках оружия.
– Где же?
– вот холодный металл, наконец-то нашелся.

В это мгновение его пробил дикий ужас. Сразу же вспомнились многочисленные истории, которые в последнее время все чаще и чаще звучали между поддатыми полицаями. «Матка боска, Матка боска, - губы сами шептали то, что уже было давно им забыто.
– Как же это так... Нельзя же так людей. Это же живые люди!
– его грудь поднималась и опускалась с такой силой, словно собиралась порвать китель.
– Звери, настоящие звери! Нельзя же так... Грызть, словно дикий зверь, грызть..., - Краевич вертел головой по разным сторонам, продолжая спиной с силой вжиматься в ствол дерева.
– Матка боска, что же мне делать? Что же мне делать?
– сердце билось все быстрее и быстрее, все быстрее и быстрее.
– Бежать, надо бежать отсюда!».

– А-а-а-а-а-а-а, - вдруг нечеловеческий крик прорезал воздух.
– А-а-а-а-а-а!

Буквально в нескольких шагах появился человеческий силуэт. Темный контур в лучах солнца возник словно из неоткуда. В голове Краевича словно что-то щелкнуло. Конец! Палец вдавил спусковой крючок! Карабин дернулся в его руках.

– А-а-а-а-а-а!
– вопль продолжал звучать, будто он получил свою собственную жизнь и уже совершенно не зависел от человека.
– А-а-а-а-а-а!

Патрон за патроном, патрон за патроном летели в цель. Несмотря на дико вытаращенные глаза обуревавший его безумный страх Краевич сидел и стрелял. Щелк, щелк! Патроны? Где патроны? Карабин не стрелял! Полицай ошалело смотрел вперед — туда, куда стрелял... Вдруг, он понял, что это был его крик. Этот дикий крик издавал он сам, вот этим самым ртом...

– Матка боска, - шептали прокусанные в кровь губы.
– Матка боска!

Он попытался встать, но ноги его не слушались. Они были словно набиты ватой и на них было совершено не невозможно опереться.

– Матка боска, матка боска!
– руки вцепились в карабин, которым он уперся в землю.
– Да... получилось..., - покачиваясь, он встал.
– Где это?

В этот момент в его голове даже мысли не возникло о том, чтобы перезарядить оружие. В голове крутилось одно... «Я убил это, я убил это, - мысль накатывалась на него волной — раз и отступала назад, потом раз и все начиналось заново.
– Я убил это!».

– Вот, вот оно, - шатающийся Петр подошел к телу, которой из-за текущих слез превратилось в расплывающееся темное пятно.
– Вот оно...

Он встал на колени и отбросил карабин. Дрожащими пальцами коснулся тела.

– Что это?
– его скрюченные пальцы держали древнее от времени пальто, в котором дергался мальчик.
– Что это такое?
– он тряс бездыханное тельце и ни чего не мог понять.
– Пацан? Какого черта? Пацан?!
– его медленно отпускало; озноб еще сотрясал тело, но руки, ноги вновь становились своими.
– Всего лишь пацан... обычный пацан...

71

Некоторое время назад в этом же лесу фон Либентштейн в очередной раз пытался добежать до скрученного в какой-то немыслимый узел дуба.

– Вот же он, рядом, - шептал майор, готовясь сделать еще одну попытку.
– Метров пять... Один бросок и все, я в мертвой зоне.

Однако голову даже высунуть не удалось, не то что встать и куда-то бежать. Рой пуль одновременно с резким разрывающим звуком наполнили воздух.

– Высоко сидит, - пробормотал Вилли, дергая за шнурок гранаты.
– Внимание, граната!
– взмах руки и бросок.

Взрыв, вслед за которым послышался сдавленный стон. «Попал, - удовлетворенно улыбнулся майор.
– Отлично!». Тренированное тело легко выскочило из-за поваленного бурей ствола, ставшего на время надежным укрытием.

– Вперед, вперед, пока он молчит, - он недовольно поорал, видя прижавшихся к деревьям солдат.
– Проклятье!
– нога провалилась в трухлявый пень, отчего немец мешком свалился на землю.
– У! Чего встали? Давай, давай! Со мной все в порядке.

Чертыхаясь, он осторожно вытащил ногу из природного капкана и попытался на нее встать, что удалось ему с трудом. Боль стреляла с такой силой, что майор чуть не застонал.

– Придется ковылять, - пробормотал он, делая небольшой скачок до ближнего дерева.
– Эти олухи все равно сами не разберутся... Куда же ты прешь?
– едва не заорал он, увидев, как высокий пулеметчик из его отряда направился в сторону от основной группы.
– Куда? Стоять!

Держа на весу пулемет, тот что-то высматривал в жердяном шалаше. Фон Либентштейн дернулся было в его сторону, как его глаза что-то уловили. Это было какое-то легкое, едва уловимое движение, где-то там на периферии.