Зелинский

— Все это очень, очень интересно. Если вы хотите, мы попробуем вместе с вами воспроизвести принцип вашей реторты в модели и проанализируем все полученные продукты. А там посмотрим: может быть, и на ваших недругов-толстосумов удастся воздействовать.

Каширин думал было уйти, но Николай Дмитриевич задержал его, сказав:

— Вот, друг мой, беритесь-ка за эту работу, проведите испытания.

Через несколько дней в подвале, где велись исследовательские работы, на столе появился новый аппарат. Каширин и Никифоров долго возились, собирая его, прилаживая разные части, подгоняя детали.

Все полученные от переработки продукты были тщательно учтены, исследованы и охарактеризованы. Инженер Никифоров впервые попал в атмосферу настоящей научной работы. Это совсем не было похоже на те школярские упражнения, что проделывал он при обучении в инженерном училище, и так же мало похоже на кустарные опыты, которые удалось ему организовать самому на заводе. Здесь все было продумано, проанализировано, из всего сделаны глубоко обоснованные, точные выводы. Он как-то невольно подтянулся, стал более четким, собранным, даже и внешне более аккуратным.

Николай Дмитриевич приходил, как всегда, в те моменты, когда производились самые трудные и интересные разделы работы. Он сам принял участие в испытаниях. Результаты соответствовали ожиданиям: из нефти, которая при первоначальном анализе показала содержание лишь незначительного количества ароматических углеводородов, удалось выделить до 65 процентов бензола и до 29 процентов толуола — наиболее ценных продуктов ароматики.

Через несколько дней после проведения решающих испытаний Николай Дмитриевич пригласил Никифорова к себе в кабинет. Там инженер застал высокого худого молодого человека в элегантном сером костюме. Николай Дмитриевич как-то невнятно произнес его фамилию и вовсе не упомянул о роде его занятий. Однако из всего последующего разговора Никифоров сделал вывод, что это человек, хорошо знающий химию, скорее всего ученый.

Разговор перешел на промышленность, и Никифоров, конечно, не удержался, чтобы не начать обычные свои нападки на «толстопузых толстосумов», которые не интересуются наукой и не хотят поднимать производство.

Николай Дмитриевич, слушая его, только посмеивался, а затем сказал:

— Вот, кстати, Иван Александрович, — жест в сторону «ученого-химика», — как раз и есть «толстопузый толстосум». Я пригласил его специально, чтобы вы рассказали ему о вашем изобретении. Он хочет строить в Кинешме Костромской губернии завод по переработке нефти на ароматику…

Николай Дмитриевич стал объяснять промышленнику сущность процесса пиролиза и полученные результаты. Это были уже не отрывочные, сумбурные наблюдения, которые Никифоров излагал Зелинскому несколько месяцев тому назад, а стройная теория, подкрепленная вескими доказательствами, тончайшими анализами, целой армией цифр. Это была наука! Наука, тесно связанная с жизнью, с производством, дающая прочную основу для организации промышленного процесса.

Завод действительно был построен, и на нем получали по способу Никифорова ароматические углеводороды, а из них — нитробензол, анилин и другие продукты, являющиеся основой для приготовления красителей, медикаментов, взрывчатых веществ.

Владимир Васильевич Марковников.

Н. Д. Зелинский с группой студентов Московского университета в 1897 г. В первом ряду третий слева — Л. А. Чугаев, второй справа — Н. А. Шилов.

Н. Д. Зелинский с группой студентов в лаборатории органической химии Московского университета в 1907 г.

ГЛАВА 10

На грани двух столетий. Студенческие волнения. — Юбилей Марковникова. — Трудные годы и тяжелые утраты. — Через двери профессорской квартиры. — Дружеские связи. — В лаборатории.

В конце XIX века в науке происходили огромные сдвиги. Эти сдвиги В. И. Ленин назвал «новейшей революцией в естествознании».

Старые, сложившиеся веками представления об атоме как последней степени деления вещества потерпели крах. Было открыто много новых фактов, неопровержимо свидетельствовавших о том, что атом в действительности представляет собой сложную структуру. Открытие радия и других радиоактивных элементов, атомы которых сами собой претерпевают распад, явилось полным крушением старых представлений о неизменности атомов. Обнаружились явления, не укладывающиеся на первый взгляд в рамки таких, казалось бы, незыблемых законов природы, как законы сохранения материи и энергии. Все эти открытия потрясли до основания устои старых физических представлений и потребовали коренного их пересмотра.

Сторонники идеализма не замедлили воспользоваться бурным потоком вновь открываемых фактов для ожесточенной атаки против основ материалистического мировоззрения.

«Суть кризиса современной физики, — писал В. И. Ленин, — состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом».

Жестокий террор царского правительства, распространение тлетворных идей, враждебных революционному мировоззрению, создавали упадочнические настроения в некоторых слоях интеллигенции. К. А. Тимирязев так охарактеризовал обстановку того времени: «Все силы мрака ополчились против двух сил, которым принадлежит будущее: в области мысли — против науки, в жизни — против социализма».

Но и в науке существовали разные позиции: значительная часть профессуры перешла в лагерь идеализма. Идеи реакционной философии проповедовали на своих лекциях спиритуалист Л. М. Лопатин, монархист-правовед И. П. Боголепов, апологет соловьевского мистицизма князь С. Н. Трубецкой.

Их идеологии противопоставляла свои идеи группа профессоров, стоящих на материалистических позициях, несущих прогрессивные идеи студенчеству: Тимирязев, Сеченов, Умов, Марковников и другие. К этой группе сразу, безоговорочно примкнул Николай Дмитриевич Зелинский, еще в Одессе ставший на путь борьбы с реакцией. В тяжелых условиях недоброжелательства со стороны реакционеров, но при поддержке единомышленников прошли первые семь лет работы Зелинского в Московском университете.

За эти годы было сделано уже много. В период с 1893 до 1900 года Зелинским было опубликовано около 90 работ. Это были работы по изучению и синтезу органических соединений различных классов и исследования нефти. Новая для Зелинского область все больше захватывала его внимание. К концу 90-х годов в его лаборатории было синтезировано уже 22 искусственных углеводорода.

За семь лет работы в Московском университете Зелинский сумел создать свою школу химиков. Его первые ученики, последовавшие за ним из Одессы, Дорошевский и Крапивин и присоединившиеся к ним в Москве Лепешкин, Наумов, Генерозов, Радевич имели уже по нескольку печатных работ, проведенных под руководством Николая Дмитриевича. Окончили и были оставлены при кафедре химии Московского университета Н. А. Шилов и еще несколько талантливых химиков, а остальные разлетелись по другим городам, университетам, и теперь уже о них, как некогда о Зелинском, говорили: «Выпестовала их хорошая нянька. Как-то себя покажут?»

На смену окончившим Николай Дмитриевич привлекал новые силы. С удивительным умением распознавал он «настоящих химиков», выдвигал их, заинтересовывал работой. Уже вошли в его орбиту замечательные в будущем химики С. С. Наметкин, A. В. Раковский, Н. А. Изгарышев, Г. Л. Стадников, B. П. Кравец, В. В. Челинцев, Н. Л. Глинка и многие другие.

Н. Д. Зелинский сумел стать магнитом, который притягивал к науке талантливую молодежь. Он организовывал, ориентировал и давал свободно развиваться всем, кто желал и мог творчески работать.