Зелинский

Маленький сын Ферсманов Саша, впоследствии ученый — минералог и геохимик, стал, как и Зелинский, любимым учеником Меликишвили. Любовь к камню сначала увела его от химии, но, верный заветам своего учителя, Александр Евгеньевич сумел сблизить геологию и химию, связать их в единую науку — геохимию. Через много лет Зелинский и Ферсман стали близкими друзьями. Часто вспоминали они Одессу и общего друга — учителя.

«Память об этом человеке, бывшем моим первым учителем, я храню как лучшее воспоминание о студенческих годах, проведенных мною в Новороссийском университете», — писал Н. Д. Зелинский в своих воспоминаниях.

В 1883 году студент третьего курса Николай Зелинский был выбран делегатом от студентов на 7-й съезд естествоиспытателей и врачей.

Открытие съезда проходило в театре. Кресла партера были отведены семьям правителей города: губернатора, градоначальника, предводителя дворянства. Было видно много генеральских мундиров и мундиров различных ведомств. Среди аксельбантов, эполет, вензелей чернели строгие сюртуки делегатов — ученых и врачей, съехавшихся со всей России. Ярусы заняли одесские врачи, учителя естественной истории, члены недавно открытого Новороссийского отделения Общества любителей естествознания. На галерке толпились студенты-естественники. Среди них был и Николай Зелинский.

Участников съезда приветствовал Александр Онуфриевич Ковалевский. Он сказал короткую, горячую речь, в которой призвал участников съезда высоко нести знамя отечественной науки.

Профессор Ковалевский предложил избрать председателем съезда естествоиспытателей и врачей Илью Ильича Мечникова.

Аплодисменты, крики: «Профессора Мечникова! Господина Мечникова!» — были такими бурными, долгими и искренними, что заглушили отдельные недоброжелательные возгласы: «Ведь он даже не профессор университета!»

Среди докладчиков съезда был Александр Михайлович Бутлеров. О встрече с ним Николай Дмитриевич Зелинский писал через 41 год председателю Русского физико-химического общества:

«Вспоминаю то мое настроение и внимание, с которым я слушал, будучи студентом третьего курса, доклады Александра Михайловича на съезде естествоиспытателей в Одессе в 1883 году, и как был рад тому случаю, когда Александр Михайлович обратился ко мне, как к одному из юных сотрудников съезда, с просьбой прогуляться с ним по городу и указать, где почта и телеграф».

И дальше: «Не имея счастья быть непосредственным учеником Бутлерова, считаю себя в химическом образовании своем духовно с ним связанным».

Уже давно были окончены все полагающиеся по программе практические опыты, а Зелинский продолжал ежедневно посещать химическую лабораторию. Здесь начал он под руководством Меликишвили и Петриашвили работу по органическому синтезу. Зелинский давно уже решил, что станет химиком, но когда провел он свой первый синтез, то понял, что будет именно химиком-органиком. Если в аналитической химии его увлекала задача «познать», в органическом синтезе он нашел другую радость — «создать». Да, именно чувство творца, могущего силой своего разума, своего знания создавать новое, повторять многообразие природы, захватило юношу. Много дней, урывая время от других занятий, проводил он в лаборатории, занимаясь волшебным превращением одного вещества в другое.

Теперь уже он знал технику работы в совершенстве, все операции по перегонке, дистилляции, фильтрации проводил он исключительно четко. Помогала привитая бабушкой с детства любовь к аккуратности. Он не боялся затратить лишнее время, чтобы тщательно собрать прибор, пригнать пробки в перегонные колбы, проверить герметизацию. И поэтому всегда, на зависть другим студентам, опыты его удавались, выходы получаемых веществ были максимальными, чистота продуктов отличная. Так постепенно приходили мастерство, уверенность в своих силах.

Итак, Николай Зелинский решил посвятить себя работе в области органической химии.

Как самостоятельная наука органическая химия родилась всего на одно столетие раньше Зелинского. Считают, что впервые разделение на неорганическую и органическую химию было произведено Бергманом в 1777 году. Теперь: мы знаем, что разделение это условно, но в то время существовало воззрение, что соединения, образующиеся в растениях и животных, обязаны своим возникновением действию особенной «жизненной силы» и что «грубые и простые силы», определяющие течение. реакции в неорганической материи, не играют никакой роли в живом организме. Единственно она, эта «жизненная сила», обладает способностью создавать органическую материю из тел неорганических, то есть мертвых.

Но вот Вёлер в 1828 году доказал, что явление превращения неорганического тела в органическое, а именно — циановой кислоты в мочевину, может происходить не только в живом организме, но и в пробирке химика. Этим открытием был перекинут мост через пропасть, разделявшую две области химии.

Гипотеза «жизненной силы», однако, господствовала в умах химиков довольно долго. Еще в 1847 году Берцелиус поддерживал ее. Быстро следовавшие один за другим синтезы многих органических соединений опровергли, наконец, эти представления.

История развития теоретических взглядов в химии заинтересовала Зелинского; он все глубже входил в «дебри» органической химии, и теперь его уже не удовлетворяла только экспериментальная работа. С жадностью накинулся он на комплекты химических журналов прошлых лет (благо у Меликишвили были они собраны за многие годы); по ним молодой химик хотел проследить за развитием химии, за ходом мыслей своих предшественников и современников.

Первой значительной теорией в органической химии была «теория радикалов», возникшая в 30-х годах XIX столетия на основе трудов шведского химика Якоба Берцелиуса и немецких химиков Ю. Либиха и Ф. Вёлера. Эти ученые пришли к заключению, что органические вещества в отличие от неорганических, построенных из отдельных атомов, состоят из сложных атомных групп — радикалов. Радикалы очень прочны, неизменяемы в процессе реакций и существуют в свободном виде. Органическая химия стала определяться как химия сложных элементов-радикалов.

Вскоре, однако, французский химик Дюма доказал несостоятельность тезиса о неизменяемости радикалов. В противовес теории радикалов он выдвинул «теорию типов», позднее развитую французскими учеными Ш. Жераром и О. Лораном. Сопоставляя и группируя органические вещества по химическим свойствам, создатели теории типов предложили все органические соединения рассматривать как производные простейших неорганических веществ, образующиеся путем замещения в них атомов водорода на те или другие химические группы. В качестве основных типов были предложены водород, вода, хлористый водород и аммиак. Позднее к ним был добавлен метан (соединение водорода с углеродом). Теория типов учитывала состав соединения и придавала ему решающее значение в химическом поведении вещества. Эта теория давала возможность систематизировать органические соединения, но не ставила целью познать строение сложных органических молекул. Развивавший ее Жерар считал, что строение молекулы вообще непознаваемо, и химик может описать только «прошлое» и «будущее» молекулы, то есть из каких соединений произошло вещество и в какие соединения оно может быть превращено. Под химической формулой Жерар и его сторонники понимали лишь условный знак, при помощи которого выражалось не химическое строение, а метод получения данного вещества. Но так как методы получения одного и того же вещества могут быть разные, оно и записывалось химиками по-разному. Так, например, уже такое простое вещество, как уксусная кислота, имело 12 различных формул. В органической химии создавалось положение, при котором химики перестали понимать друг друга.

Вёлер писал об этом в 1835 году Берцелиусу: «Органическая химия может в настоящее время кого угодно свести с ума. Она представляется мне дремучим лесом, полным чудесных вещей, огромной чащей без выхода, без конца, куда не осмеливаешься проникнуть».

Структурная теория Бутлерова стала той «путеводной нитью», которая вывела химиков из этого «дремучего леса» и внесла великолепную четкость в представление о молекуле вещества.

Бутлеров выступил решительным противником взглядов о непознаваемости молекулы, он писал, что все данные химии говорят о реальном существовании атомов и молекул, что взаимоотношения их вполне реальны и определенны и молекула имеет вполне определенную структуру.