Земля, до востребования Том 1

Между строчек письма слышится крик души Гри–Гри:

«Ведь, в конце концов, я должен не только бояться, но прежде всего делать дело! С умом, само собой разумеется, но делать дело, а не сидеть у тюремных ворот и ждать погоды!..

Какой все–таки молодец Этьен! Ни одной жалобы или намека на нее. На его месте от многих можно было бы ожидать не только жалоб, но даже ругани, причем ругани, заслуженной нами…

Без принятия хирургических мер Этьену угрожает пребывание в больнице до полного выздоровления…»

Это значит — пребывание в тюрьме до окончания срока заключения. Пусть Гри–Гри и в дальнейшем не стесняется делиться с Центром планами освобождения Этьена.

Судя по переписке с Гри–Гри, Илья совершил две ошибки: не имея никаких прочных доказательств, исходя из примитивной логики, которая могла быть свойственна лишь глупому противнику, он предупреждал об опасной секретарше и рекомендовал помощь адвоката, который несимпатичен Этьену и Гри–Гри. Почему же не доверять мнению, интуиции товарищей, находящихся там, на месте?

А Гри–Гри пишет Илье:

«Наше счастье, что секретарша — человек верный, она доказала это делом. Ваши подозрения напрасны».

Из записки Этьена, адресованной Гри–Гри:

«Последняя твоя записка не дошла. Связную обыскали перед свиданием с женихом, и она вынуждена была проглотить писульку. Привет Старику. Прощай.

Э.».

Значит, совершенно очевидно, что у Этьена появилась в тюрьме какая–то более или менее надежная связь… Почему же Илья ничего об этом не доложил? Или считает, что невесте, которая глотает писульки, также нельзя доверять?

Листая страницы личного дела Маневича–Этьена, Берзин усомнился в правильности своего старого приказа — подать прошение о помиловании. Был смысл подавать прошение сразу же, как только Кертнер оказался в тюрьме. Но такое прошение должно было сопровождаться целым рядом организационных мер! И большие взятки могут помочь в подобных случаях. Однако нельзя теперь требовать от Этьена, чтобы он поступился всеми тюремными связями, когда без них он не мог бы жить и работать, связи эти — единственные, и никаких других связей мы установить с ним не сумели.

Берзин листал личное дело полковника Маневича, все глубже заглядывая в прошлое, возвращаясь к тем дням, когда красных командиров еще не называли полковниками, майорами, капитанами, а к нему, к Берзину, еще не пристало прозвище «Старик».

Личное дело хранило в копиях все справки и бумажки, какие в прошедшие годы были выданы Маневичу: о лётном пайке, о путевке для дочери Тани в пионерский лагерь, об отпуске дров со склада, о выдаче нового обмундирования. Берзин задержался взглядом на письме, отправленном в Чаусы, в исполком, с просьбой помочь родителям военнослужащего Л. Е. Маневича и отпустить им по государственной цене восемь листов кровельного железа для ремонта прохудившейся крыши. Сюда же подшита справка от местных властей о социальном положении родителей:

«Из имущества означенные граждане имеют ветхий дом и ветхий сарай. Торговлей не занимаются».

Листая подшитые бумаги от конца к началу, Берзин уткнулся в анкету молодого Маневича, ту самую, которая лежала на столе во время первой беседы с будущим разведчиком.

Более чем закономерно, что Маневича перевели тогда на работу в разведуправление!

Старший брат, Жак Маневич, с юных лет участвовал в революционном движении, состоял в РСДРП(б). Был арестован, с помощью сестры бежал из каторжного централа в эмиграцию. Там получил медицинское образование. Позже товарищи Жака по подполью привезли к нему в Швейцарию младшего брата Леву. Родом Маневичи из белорусского городка Чаусы, семья бедная, и учить мальчика было не на что. После февральской революции братья вернулись в Россию. Девятнадцатилетний Лев Маневич добровольно вступил в Красную Армию, сражался за советскую власть в Баку, а затем против Колчака, был комиссаром бронепоезда. Член РКП(б) с 1918 года. Партбилет No 123915. После гражданской войны стал слушателем Военной академии. Окончил академию с отличием и поступил на курсы усовершенствования начсостава при Военно–воздушной академии.

Во время первой беседы Берзин спросил Маневича:

— Как вы отнеслись бы к предложению перейти к нам на работу? Придется и по белу свету поездить…

Маневич не торопился с ответом.

— Языки знаете? — тоном полувопроса продолжал Берзин.

— В Самаре меня даже обзывали полиглотом. После одного случая…

— Какого же?

— Еще в двадцатом году. Я тогда работал заврайполитом. Дорожная Чека задержала двух подозрительных — мужчину и женщину. Хотели обыскать — те скандалят, требуют французского консула. По–русски вроде бы понимают плохо. Чекисты, чтобы соблюсти дипломатию, позвали на помощь. Я попросил не представлять меня той парочке, сел молча в стороне, послушал. Потом один чекист взял из рук женщины сумочку, разрезал подкладку, достал оттуда пластинки золота и документы.

— Кто же это были?

— Колчаковский полковник с женой. В Самаре у них была явка, пробирались за границу. Чекисты не напрасно их обыскали. Даже в каблуках у дамочки оказались бриллианты.

— А почему обратили внимание на сумочку?

— Ах, да, виноват, забыл сказать… Я услышал, как полковник предостерег жену по–французски, чтобы она спрятала сумочку в муфту. Тогда я подал знак чекисту. Потом мы с полковником поговорили откровенно. «Я, говорит, только вы вошли, сказал жене, что этот стройный черноволосый чекист наверняка из аристократов. А уж когда вы заговорили по–французски!..» Никак он не мог поверить, что с ним говорил большевик. Сперва упрекал, что я перебежал от своих, потом хотел откупиться…

— Отлично, — засмеялся Берзин. — Можно считать, что некоторый опыт разведработы у вас уже есть…

Берзин перевернул еще одну страницу дела — вот характеристики, выданные Маневичу уже после того, как Берзин с ним познакомился:

«Отличных умственных способностей. С большим успехом и легко овладевает всей учебной работой, подходя к изучению каждого вопроса с разумением, здоровой критикой и систематично. Аккуратен. Весьма активен. Обладает большой способностью передавать знания другим. Дисциплинирован. Характера твердого, решительного; очень энергичен, иногда излишне горяч. Здоров, годен к летной работе. Имеет опыт ночных полетов. Пользуется авторитетом среди слушателей и импонирует им своими знаниями. Активно ведет общественно–политическую работу.

Вывод: Маневич вполне успешно может нести строевую летную службу. После стажировки обещает быть хорошим командиром отдельной авиачасти и не менее хорошим руководителем штаба.

Нач. УНС Н о в и ц к и й».

«Утверждаю». Нач. академии Х о р ь к о в».

Аттестацию Военно–воздушной академии подкрепляет отзыв командира эскадрильи старшего летчика Вернигорода; в его эскадрилье Маневич стажировался с 15 мая по 1 октября 1929 года.

«К работе относится в высшей степени добросовестно и заинтересованно. Летает с большой охотой. Энергичен, дисциплинирован, обладает хорошей инициативой и сообразительностью. Вынослив. Зачастую работает с перегрузкой. Свои знания и опыт умеет хорошо передавать другим».

«Сколько похвал! — с гордостью подумал Берзин, закрывая личное дело Маневича. — И все похвалы заслуженные. Но все–таки не умеем мы нащупать в человеке самое главное. В характеристике нужно выделять ведущую черту характера! Ведь в характере каждого из нас, как в сложном станке, есть свои ведущие и ведомые шестерни!..»