Земля и небо Водопьянова

Все же до поры до времени идея полета на Северный полюс не обнародовалась, хотя специалисты, конечно же, знали о готовящейся экспедиции. Например, Чкалов. Он то и дело спрашивал о сроке отправки у своего друга Водопьянова:

— Ну, скоро?

Было ясно, почему Валерий Павлович интересуется. Он хотел совершить перелет через полюс. Но без удачной попытки Водопьянова не смог бы состояться и его полет.

Водопьянов с Чкаловым в освоении неизведанного дополняли друг друга. Первый разведывал, второй осваивал. Как только Водопьянов прилетел на Землю Франца-Иосифа в 1936 году, так сразу стал возможен полет Чкалова по этому же маршруту и далее на юго-восток к Петропавловску-Камчатскому и острову Удд За этот рекордный перелет он был удостоен (как и двое его товарищей из экипажа) звания Героя Советского Союза. Полетел Чкалов за Водопьяновым и в 1937 году: Водопьянов оказался на Северном полюсе 21 мая, Чкалов отправился в путь через Северный полюс в США 18 июня — за два дня до возвращения друга из экспедиции в Москву.

Михаил Васильевич хорошо помнил, как познакомился с Чкаловым. Это произошло осенью 1933 года на Московском аэродроме, где Водопьянов, пилот гражданской авиации, после выздоровления опробовал новенький самолет П-5. Тогда-то к нему и подошел Чкалов, коренастый, волевой: сразу видны уверенность и обстоятельность характера.

Он попросил у Водопьянова на «полчасика» его самолет, чтобы покатать приехавшую из Горького землячку, так мечтавшую о полете. Но как дать самолет, думал Водопьянов, ведь это же не велосипед. Но все-таки рискнул, дал на «полчасика». Покатал Чкалов свою землячку. Остался доволен. Землячке тоже понравилось.

Водопьянов и Чкалов оба нередко рисковали — и это сближало их тоже.

И вот теперь, почти по тому же пути, каким Водопьянов со своими товарищами летел в прошлом году на Землю Франца-Иосифа, предстояло лететь экспедиции на тяжелых многотонных машинах, а затем садиться на лед Северного полюса. То, что лед там ровнее, чем считалось раньше, Водопьянов мог воочию убедиться. Психологически это для него важно. Но вот какова толщина льда там? Никто сказать не может. Были предположения, что она достаточна. Но кто измерял?! Самолеты в жизни не садились там. В других местах на легких самолетах на льдины совершались посадки. Например, летчик Бабушкин, второй пилот флагманского корабля, имел такой опыт.

И все же, как удастся сесть?

Наконец, оранжевые стальные птицы готовы к длительному броску с Московского аэродрома. Как обычно, торжественность проводов придает взволнованность всем. Ясный день 22 марта 1937 года обещает быть счастливым. Взлет!

Наземные хлопоты позади. Водопьянов за штурвалом. Он управляет головным самолетом.

Сделана первая посадка в Холмогорах. Вспоминались Водопьянову небольшие приключения, маленькие хитрости запасливого Папанина, который на всем пути следования будет втаскивать в самолет всякую всячину, чем увеличит норму загрузки самолета на целую тонну. Касаясь этих «пустячных» приобретений, Папанин говорит о них в уменьшительной форме.

— Ребятки, немножко сметанки возьму. — И в самолете оказывается целая бочка сметаны.

— Братки, я купил маленького теленочка и поросеночка. — И в самолете — целая туша хорошо упитанной холмогорской коровы и здоровущая свинья. (Такими приобретениями ознаменовалось для Папанина прибытие как раз в первый пункт посадки.)

Конечно, не обошлось без задержек в пути. Без малого два месяца добиралась экспедиция до Северного полюса! Если бы лететь, как планировалось, пусть даже с посадками для подзаправки и отдыха людей, на весь путь потребовалось бы всего десять дней. Но сколько приходилось пережидать! В одних только Холмогорах, под Архангельском, погода задержала экспедицию на целых десять дней. А ведь это еще далеко не Северный полюс.

Вынужденные ожидания плохо действовали на Водопьянова. Было от чего чувствовать себя как не в своей тарелке. Скажем, в Нарьян-Маре солнечно и безветренно, а в проливе Маточкин Шар на Новой Земле, соединявшем два моря — Баренцево и Карское, сталкивались, как лбами бараны, такие лихие ветры, что там то и дело возникали штормы. А за пределами пролива было спокойно. Снежные ураганы проносились в это иголочное ушко острова с такой силой и скоростью, что делали невозможным дальнейшее продвижение.

Одиннадцатого апреля с материка в сторону моря на разведку отправился более легкий двухмоторный самолет Головина. Долетев до моря, он наткнулся на сплошную стену облаков. Когда летчик стремился их пробить и выйти к солнцу, самолет обледеневал, приходилось снижаться, идти бреющим полетом, над самой землей. Но белая снежная мгла прижимала самолет к земле. Так ни с чем и вернулись в Нарьян-Мар. Один из участников этого разведывательного полета, бортрадист Н. Н. Стромилов, рассказывал, что, когда их самолет вернулся в Нарьян-Мар, стало известно следующее:

«Узнаем, что в воздухе находится самолет Водопьянова, что нервы у Михаила Васильевича оказались крепкими и он сумел пробить облачность и вышел из нее на высоте всего лишь около семисот метров, до которой немного не дотянули мы, и что погода по маршруту весьма благоприятна для полета отряда кораблей. Но время упущено, погода в Нарьян-Маре портится, как и настроение у экипажа разведчика. Флагманский самолет совершает посадку — Водопьянов решил вернуться в Нарьян-Мар. Дается отбой — до завтра. Мы — экипаж разведчика — покидаем аэродром с надеждой, что товарищи по экспедиции поймут: допущенная нами ошибка была случайной и никогда больше не повторится…»

Прилетели на Маточкин Шар. Крутила пурга. Самолеты занесло по самую макушку. Их пришлось потом откапывать два дня. Но вскоре шторм перекинулся, как по цепочке, на Землю Франца-Иосифа.

Наступило семнадцатое апреля. Скоро месяц, как отправились из Москвы, а из-за этого сплошного белого месива вновь вынуждены были сидеть. Но неожиданно прекратился ветер, и, хотя небо в районе Маточкина Шара не освободилось от облаков, на острове Рудольфа оно было чистым. Не используй эту счастливую минуту, и сидели бы неизвестно сколько. Но летчики народ приметливый и научены быстро использовать ситуацию погоды. Тут же собрались и полетели.

Наступивший полярный день не принес изменений В погоде. Остров Рудольфа, куда прилетела экспедиция, был окутан серой мглой. Изредка показывались светлые окна в небе, но надежда на взлет иссякла, когда синоптик предупредил: скоро должен пройти мощный циклон. Поэтому много раз приходилось откладывать старт в конечную точку следования.

То и дело не давал покоя вопрос: полетит ли в разведку Головин, чтобы потом открыть путь на полюс другим? Напомним, что Водопьянов привел свой самолет на полюс 21 мая, а мог бы раньше — 4–5 мая… Но… Погода не шла на уступки совершенно. Более того, все делала, кажется, назло. И это было всеми замечено. Невозмутимый Бабушкин и тот не удержался от реплики в ее адрес:

— Куда бы мы ни прилетели, погода после нашей посадки быстро портится.

Но вот синоптик Дзердзеевский на ближайшие дни предсказывает хорошую погоду. Значит, можно Головину лететь. У всех заметно поднимается настроение. Вполне возможно, что вскоре же полетят и все остальные. Ночь проходит в работе: осмотр моторов, очистка крыльев и фюзеляжа от снега, выравнивание взлетной полосы…

У Павла Головина тоже оставались сомнения… Надо поделиться ими с Водопьяновым. Перед самым отлетом он спросил его: можно ли сесть на Северном полюсе?