Земля незнаемая

Перед княжьим двором мастеровые сняли деревянные плахи, площадь булыжником замостили. А на всё гривны потребны. По деревням и сёлам отправились княжеские и боярские тиуны, со смердов дань требуют.

На перевозе через Днепр посадил Ярослав своего боярина мыто [111] за переправу брать. И мытникам [112] на торгу пристани не единожды наказывал, чтоб гости не только русские, но и иноземные от своих доходов отсчёт и отмер в княжескую скотницу не забывали вносить…

111

Мыто - пошлина.

112

Мытник - человек, собиравший пошлину.

Сам же князь Ярослав долгими ночами при свете восковой свечи записывал слышанные им законы. Не мало накопилось их у него: и те, что из Новгорода привёз, и те, по каким Киев да иные русские города живут.

Пройдёт немного времени, и Ярослав сведёт эти законы в одну Русскую Правду [113] , закончит нелёгкий труд, задуманный ещё в Новгороде. «Единой Руси быть и единой Правде», - не раз говорил он…

Оторвёт князь глаза от рукописи, поглядит на огонёк свечи. Тает воск, сосульками свисает с серебряного поставца, малыми озёрцами застывает на столике. Пока ко сну, свеча сгорит до конца.

113

Пройдёт немного времени, и Ярослав сведёт эти законы в одну Русскую Правду…– «Русская Правда» - памятник русского раннефеодального права. Древнейшая её часть - «Правда Ярослава», созданная в 1016-м или в 1036 г. Во второй половине XI в. была составлена «Правда Ярославичей» (сыновей Ярослава Мудрого: князей Изяслава, Святослава и Всеволода). Эти два свода законов и отдельные законы были, по-видимому, в конце XI - начале XII в. объединены в краткую редакцию «Русской Правды», Позднее она была переработана и расширена, дополнена Уставом Владимира Мономаха. Имеется и третья, сокращённая, редакция «Русской Правды».

Немудрена выдумка - свеча, да полезна, от неё свет людям. И Ярослав сравнивает её с человеческой жизнью.

Часто приходили ему на ум годы междоусобной борьбы после смерти отца, великого князя Владимира. Нелегко далась Ярославу победа, пока наконец сам сел в Киеве-городе, о котором много лет назад князь Олег сказал: «Се буде мати городам русским!»

Киев - мать городов и сердце Киевской Руси! И князь Ярослав обещал боярам крепить Русь. «…Ибо вам, бояре, - говорил он, - от того польза явная. Чтоб смерд князя и боярина знал да дань ему платил, сила потребна.

А где ей быть, когда меж нами нет лада. Тем Болеслав либо Боняк пользуется…»

С будущей весны надумал Ярослав перекрыть печенегам дорогу к Киеву и для того к тем городкам, что стоят ещё со времени князя Владимира, новые добавить да валы насыпать.

На боярском совете решили поставить на Псёле-реке городок Голтав, по правую руку от Днепра Воинь, Корсунь-русский и Юрьев, а воеводами в тех городках посадить бояр, в воинском деле разумных…

Кончалось 6527 лето… [114]

114

1019 год.

Поздней осенью 6528 лета [115] с верховий Днепра спускались к Киеву лёгкая, похожая на чайку ладья и варяжский дракар. Остроносая новгородская расшива [116] под Ярославовым стягом бежала резво, играючи, и тяжёлое свейское судно, выставив позолоченную голову морского чудовища, едва поспевало за ней.

Когда ладья отдалялась слишком далеко, на дракаре гудел серебряный рожок и налегали на весла.

Днепр то причудливо извивался, то голубой лентой натягивался, как тетива лука.

115

1020 год.

116

Расшива - большое деревянное парусное судно с острым носом и кормой.

Чем дальше вниз, тем шире расступались берега, обрывистые и пологие, заросшие лесом, и луга, залитые весенней водой, с молодым камышом и сочным чаканом.

Когда на дракаре трубил рожок, с плёсов снимались стаи диких уток, гусей и другой перелётной птицы.

На ночёвках ладья и дракар приставали к берегу, и гридни отправлялись на охоту. Они ворочались вскорости. Кузьма со свевами едва успевали развести костры. Воины жарили на вертелах дичь и рассказывали о городах и землях, в каких кому доводилось бывать. Заводили речь и о Киеве, хвалили его красоту. А спозаранку, ещё стлался над водой молочный туман, поднимали паруса.

К исходу мая, что на Руси травнем-цветеньем кличут, подходил конец странствований мореходов. С нетерпением ждали они того часа. Год минул, как из дому.

Пробрался Кузьма к носу ладьи, даль очами шарит!.. Рядом княгиня Ирина застыла в молчании. Оперлась о борт, задумалась. Нравится ей Новгород, каким-то Киев окажется? Правда, и в Новгороде была она слишком мало. Шестое лето прошло, как привезли её на Русь. Уже три сына родилось, а всё больше одна в Ладоге прожила, с Ярославом в редкие его наезды виделись…

В одиночестве сердце Ирины не может забыть и отцовский бревенчатый дворец, и тихий плеск холодных волн в фиордах, и упландского ярла Олафа, и песни скальдов…

Весело бежит ладья, торопится вслед за ней дракар…

Тепло пригревает солнце. Ирина ещё с утра скинула парчовый повойник, стоит в расшитом шугае [117] , и ветер теребит золотые волосы, хлопает над головой льняным парусом.

Далеко, на правом берегу, мелькнул и скрылся верховой дозорный. Кузьма проговорил восхищённо:

117

Шугай - суконная или парчовая короткополая кофта с рукавами и отложным воротником, с застёжкой.

–  Эк погнал! Вскорости князю Ярославу известно будет, что мы подплываем.

Ирина промолчала.

–  Киев, княгиня, рукой подать. За лесом сейчас откроется, - снова сказал Кузьма и вытянул шею.

У Ирины слегка вздрогнули и приподнялись тонкие брови.

–  Да вон, вон, гляди!
– радостно воскликнул Кузьма.
– Вишь?

Гридни взмахнули вёслами, ладья рванулась, понеслась птицей. Вот уже и пристань виднеется, на берег народ сходится, а впереди, у самой кромки воды, Пров.

Издалека разглядел его Кузьма, свесился через борт, сорвал с головы шапку, заорал что есть духу:

–  Эгей, Пров, я воротился!

6

В княжеские хоромы один за другим направлялись думные бояре. День тёплый, но бояре в кафтанах, расшитых узорочьем, воротники в подбородки упираются, шапки дорогого меха высокие, тулья бархатная, идут, на посохи опираются. Инако быть не может, на княжий совет званы.

Сходились думные бояре в гридню послушать, с чем прибыл полоцкий боярин от князя Брячеслава. Рассаживались на лавках по чести, по родовитости, переговаривались:

–  О чём просить станет Брячеслав-то?

–  Долго не давал о себе знать полоцкий князь!

–  Услышим, услышим!..

Вошёл Ярослав, поклонился боярам, проследовал через всю гридню, где в дальней стороне на возвышении стояло княжье кресло, уселся. Чуть ссутулился, спросил громко:

–  Готовы ли бояре-советчики полоцкого паведщика слушати?