Земля соленых скал

Тут я очнулся. Ночь была холодная и чистая, но не могла она дать утешение сердцу и отогнать дурные видения. Гул бубнов и похоронное пение снова захлестнули меня широкой волной. Иногда среди пения выделялся высокий голос сопилки, дрожал в воздухе, как заблудившаяся птица, и исчезал вместе с дымом костра над вершинами скал. Посреди поляны, вокруг умерших от ран воинов, сидели все женщины племени. За ними стояли воины. Ночь уже клонилась к рассвету, костры догорали, отбрасывая слабый свет на тела убитых. Обе вдовы уже отрезали свои косы, их головы были седыми от пепла.

Толстый мальчик сидел возле своего отца. Он не плакал. Глаза его, блестящие и неподвижные, были широко раскрыты. Его лицо уже не было похоже на лицо малыша – ути. Когда я встретил его взгляд, сердце у меня дрогнуло: это были глаза Быстрой Стрелы. Значит, он не ушел совсем: частица его души осталась в этом маленьком ути, и он когда-нибудь, как отец, поднимет томагавк на медведя, чтобы добыть мясо для своего рода, а если будет нужно, преградит дорогу белым к своему селению.

Утром со стороны лесной долины появились четыре воина и шаман. Они несли на плечах сделанные ночью носилки. На этих носилках Быстрая Стрела и второй умерший воин должны будут совершить путь в пещеру у подножия Кенскета – Скалы Умерших.

Завидев воинов, жены убитых начали снаряжать своих мужей в последнюю дорогу, тихо напевая:

О славный мой муж!Я обуваю тебя в мокасины из кожи карибу,Чтобы шаг твой был легокИ чтобы ты быстро дошел до Великой Страны Покоя.Я крашу твое лицо в цвета любви и дружбы,Ибо Гитче-Маниту выкурит с тобой священную трубку.Эта рубашка всегда будет напоминать тебеО твоих великих подвигах на земле.Живи счастливо рядом с Великим Духом,И пусть орлиные перья поют тебе о твоей славной жизни.

Горькая Ягода обходил круг воинов и Молодых Волков, выбирая тех, кто будет провожать умерших к месту прощания. Идти должны были отцы и сыновья, самые старшие и самые молодые, кто имеет уже свои имена, чтобы каждый мог найти дорогу к Пещере Безмолвных Воинов, если даже он останется на земле совсем один.

Во главе шествия должен был идти мой отец. Я же был самым младшим из тех, кого выбрал Горькая Ягода.

Мы двинулись в путь ранним утром. Впереди шел воин. На голове его был надет убор из черных перьев. Он нес бубен и непрерывно негромко бил в него. Сразу же за ним шли двое других с деревянными трещотками. Привязанные к их ногам у щиколоток конские хвосты заметали на тропинке следы мокасинов, как заметает свои следы каждый брат смерти.

Мы шли без слов, без разговоров и песен, вслушиваясь в звуки бубна и трещоток. Все, кто принадлежал к роду убитых, разрисовали себе лица сажей и поранили ножами грудь, принося свою кровь в жертву душам умерших…

Мы пришли в самое сердце Соленых Скал. Вокруг пустынно. Здесь была земля безмолвия, сухости и голода. Только иногда среди кустов мелькнет шакал, а над скалами тяжело пролетит стервятник – единственные обитатели Соленых Скал. Всюду тянутся лишь длинные хребты гор, покрытые вечными снегами. Ни одна птица не появится в пустынном небе над ними, ни один звук живого существа не нарушит их молчания.

Под вечер мы остановились перед двумя темными скалами, стерегущими вход в последнее ущелье всей большой долины. Этот вход охраняли еще и сложенные у подножия скал медвежьи черепа. Каждый из сопровождавших клал внутрь черепа жертвенную щепотку табаку и просил духов медведей, чтобы они защитили живых от злых духов. Здесь шествие задержалось.

Мы разрисовали свои тела в приветственные цвета племени, а все воины выкурили калюмет – «трубку мира», выпуская священный дым в небо, на землю и на четыре стороны света.

Снискав себе благосклонность духов, мы могли двигаться дальше. Дорога шла через ущелье. В нем мы все чаще встречали высушенные солнцем и промытые дождем скелеты животных. Всякий, кто заблудится в стенах последнего ущелья Долины Соленых Скал и не найдет выхода, должен будет погибнуть от жажды и голода. Здесь не было ничего, кроме камней и соленой пыли.

Мы вышли к пропасти, разделяющей две последние части ущелья. Позади нас были Черные Скалы – Кускет. Перед нами, за пропастью, Кенскет – Скалы Умерших.

Отец, подойдя к краю ущелья, поднял руки и, повернувшись лицом к мертвым, начал петь единственную песню, какую когда-либо слышало это ущелье, песню, которая поется только здесь, у подножия Кенскета:

Пусть опустится тьма и окружит нас,Пусть блеск солнца не слепит наших глаз,Пусть смолкнут голоса живого мира,Ибо души наши жаждут покоя.Пусть опустится тьма и войдет в паши сердца,Пусть заслонит от нас селения, реки, озера.Мы жаждем вечного покоя,Мы жаждем вечного покоя.Веди нас, Великий Дух,В свою страну Безмолвия.Мы жаждем вечного покоя,Мы жаждем вечного покоя.

Ни одно эхо не отозвалось на песню отца. Здесь царила великая тишина, тишина страны умерших.

Мы тронулись дальше. Замолчали бубны и трещотки.

Процессия почти бесшумно двигалась по узкой тропинке, нависшей над пропастью. Когда тропинка перешла в широкую площадку, мы остановились отдохнуть.

До Пещеры Безмолвных Воинов было уже недалеко.

Но нужно было переждать тут целую ночь: посещать мертвых можно было только на рассвете.

Вход в пещеру преграждали большие каменные глыбы. Мы шли узким скальным коридором. Слабый утренний свет быстро померк у нас за спиной. Мы шагали в полной темноте, и даже я вынужден был нагибать голову, чтобы не задеть свод.

Наконец коридор кончился, и мы зажгли факелы. Их пламя не дрожало: так тих и неподвижен был здесь воздух. Мы стояли у входа такой огромной пещеры, что свет факелов не доходил до ее стен. Своды и стены тонули в темноте, черной, как сама черная ночь. Воины в молчании опустили мертвых на землю, а рядом с ними положили весь их земной скарб: оружие, пищу, одежду. В отряд Безмолвных Воинов прибыло двое новых братьев.

Хотя слабый свет факелов не достигал стен и сводов, но он вырвал из мрака десятки тех сынов племени шеванезов, души которых давно уже отошли Дорогой Солнца. Все они когда-то плясали военные танцы, мчались верхом по равнинам, продирались с луками через лесную чащу. Теперь сидят они неподвижно годами, а может быть, даже сотнями лет так, как посадили их те, что принесли их, те, которые сами, наверное, тоже спят теперь рядом с ними.

Вот около тотемного столба сидят два воина – вождь и шаман. Сидят, опершись руками на подогнутые колени, и лица их обращены к выходу из пещеры – в сторону северо-западного ветра. На них богатые одежды с еще живыми, яркими красками. На голове вождя убор с длинным султаном из белых перьев, ниспадающим до земли, как крылья убитого орла. Перед каждым – оружие, трубка, посуда с пищей.

За ними – другие воины. Большинство сидит, опираясь руками на колени, склонив головы вниз. Но некоторых великих воинов оставили в тех позах, в каких их настигла смерть. Одни сидят на конях, другие в лодках, в каноэ из березовой коры…