Земля в цвету

— … Мы признаем действие условий жизни на живое тело, — сказал Лысенко. — Так почему же мы должны не признавать действия таких резких факторов, как рентгеновские лучи или сильнейший яд колхицин и другие? Мы не отрицаем действия так называемых мутагенных веществ, но настойчиво доказываем, что подобного рода воздействия, проникающие в организм не через его развитие, не через процесс ассимиляции и диссимиляции, лишь в редких случаях и только случайно могут привести к полезным для сельского хозяйства результатам. Это не путь планомерной селекции, не путь прогрессивной науки.

Случай, «удача», «авось» царят в теории и практике формальной генетики.

Наука же, которая не дает практике ясной перспективы, силы ориентировки и уверенности в достижении практических целей, недостойна называться наукой.

А мичуринское учение по своему духу неотделимо от практики.

Это главное в нем, суть и коренной характер его. Оно вступает, вмешивается в гущу жизни и выполнению ее велений, решению огромных народнохозяйственных задач отдает всю могучую силу свою и отсюда же почерпает новую силу, находя через это Практическое творчество путь к наиболее глубокому и действенному постижению законов природы. То, что было мечтой для величайших ученых прошлого, — единство теории и практики, преображающее всю науку, — осуществлено здесь.

— Прогрессивная биологическая наука, — сказал президент академии, — обязана гениям человечества Ленину и Сталину тем, что в сокровищницу наших знаний, в науку, золотым фондом вошло учение И. В. Мичурина.

И он закончил здравицей учению Мичурина, учению о преобразовании живой природы на благо советского народа, здравицей партии Ленина — Сталина, открывшей миру Мичурина и создавшей в нашей стране все условия для расцвета передовой материалистической науки.

А когда он произнес последнюю фразу: «Слава великому другу и корифею науки — нашему вождю и учителю товарищу Сталину!» — тысяча, может быть, человек, наполнявших этот огромный зал, поднялись все, как один, и долго стоя аплодировали, и несколько раз, притихая, аплодисменты возобновлялись вновь.

В том же августе 1948 года президиум Академии наук СССР на трехдневном расширенном заседании обсудил итоги сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Высшее научное учреждение нашей страны единодушно пришло к выводу, что в центре всего естествознания должно быть развитие мичуринской науки.

Перестраивается работа университетов, всей необозримой, по стране раскинутой сети институтов, исследовательских лабораторий, селекционных станций. Небывалый подъем охватил агробиологов и почвоведов, агрономов и зоотехников, академиков и колхозников-передовиков. Словно наступил великий праздник, как о том говорилось на сессии… Никогда жизнь не была так взыскательна к ученому, и никогда взыскательность жизни так не воодушевляла ученого. Будто вихрь, вихрь гигантских дел, благородных задач врывался в недавно еще запертые, душные комнаты, где менделисты чуть не вчера занимались своим крохоборчеством и своей схоластикой. Высшим законом стало: поля ждут, животноводческие фермы требуют! Грандиозные перспективы открыты для каждого научного работника, идущего навстречу голосу жизни, не стало малых дел. Чудесные вести приходили с Горок Ленинских под Москвой, с полей Украины, снимавших урожай 1948 года, из садов Сибири, где шел осенний обильный сбор тяжелых, превосходных плодов, налившихся у рубежей тайги, из племхозов Узбекистана, с их красой и гордостью — обновленными стадами каракулевых овец.

Не маленький отряд специалистов — страна двигала дальше мичуринское учение, учение о власти человека над землей и преображении земли на благо народа.

Разгорался самый яркий день в истории человеческой науки о природе.