Земля ягуара

Отпрыгнув в сторону так, чтоб между ним и противником остался барахтающийся в грязи щербатый, мальчик выдернул из-под накидки меч, выставил перед собой тускло блеснувшее лезвие и для верности подхватил его второй рукой. Вошедшего в раж подростка это не остановило. Он перескочил через стонущего предводителя, и мальчик тут же с силой опустил клинок на его запястье. Сук вылетел из скользкой от пота ладони и рыбкой скользнул под какой-то прилавок. Двинув лезвие вперед, мальчик глубоко вогнал острие чуть повыше локтя. Кончик глухо стукнулся в кость. Парень заорал и повалился на поднимающегося из грязи главаря, увлекая его обратно. По серому ноздреватому снегу расплылось багровое пятно.

Над ухом победителя раздался женский крик. Кто-то из торговцев, кряхтя, полез через прилавок, явно намереваясь вмешаться в кровопролитие. Дурея от страха и запаха свежей крови, мальчик развернулся и бросился наутек, даже не заметив, как улепетывает в другую сторону третий, не пострадавший бандит.

Он не помнил, как добежал до ворот. Окружающий мир вернулся к нему, только когда остались позади светлые деревянные столбы. Он услышал пение птиц, скрип телег, далекий гул ярмарки. Сердце тяжело опустилось на свое место откуда-то из горла. Кто вообще придумал эту ерунду про сердце, уходящее в пятки? Сердце всегда взлетает вверх, забивая горло и норовя выскочить изо рта.

Мальчик огляделся. Усатый стражник так же дремал в покосившейся караулке. Через ворота то и дело проходили ярко одетые мужчины с поясами, подвязанными над округлыми животами, и серые, невзрачные простолюдины, сгибающиеся под тяжестью мешков, кулей и ящиков. Щебетали о чем-то тоненькие барышни и дебелые матроны. Скрипели несмазанными осями открытые колесные экипажи с надставленными бортами. Летели над рынком крики зазывал. Густые запахи пеньки и дегтя мешались с тонкими ароматами азиатских пряностей. Звенели крики чумазых ребятишек.

Он только что чуть не убил человека, а ничего вокруг не изменилось. Никто не смотрел на него искоса, никто не тыкал пальцем и не кричал «ассасино», не призывал обмазать смолой и вывалять в перьях или накинуть на шею гарроту. Похоже, здесь человеческая жизнь ничего не стоила и важна была, дай бог, родственникам и близким друзьям. Что ж, теперь это и его законы. По крайне мере, до тех пор, пока он не найдет маму. Мальчик одернул накидку, отбросил с белого лба черные волосы и, стараясь сдержать дрожь в руках, двинулся на запах еды.

Обжорные ряды встречали покупателей парящими кусками мяса, тушами свиней и коров, деревянными бочками и корытами, в которых плескалась живая рыба, бадьями со странными омарами, маленькими, но клешнястыми, как крабы, безголовыми курами и битой дичью. Продавцы, как один здоровые, кровь с молоком, с закатанными выше локтей рукавами, громко расхваливали свой товар. Они руками вылавливали рыбу из кадушек, сноровисто, с хеканьем, вырубали топориками понравившиеся покупателям куски и совали их прямо под нос, вздымая тучи перьев, размахивали тушками рябчиков и перепелов. Над всем этим мясным великолепием уныло роились осенние мухи. Мясные ряды мальчика не интересовали. Даже если удастся стянуть с лотка кусок мяса, сырым его не сжевать.

Дальше румяные пухлые женщины, до бровей закутанные в теплые платки, продавали молоко, странный рассыпчатый сыр, который они называли «творог», и сметану — прокисшее молоко, непонятным образом доведенное до густоты андалузского гаспачо. За товаром они следили внимательно, но смотрели на черноволосого обтрепанного мальчугана с жалостливым интересом. Наверное, если бы он попросил или хотя бы просто остановился и взглянул на еду голодными глазами, какая-нибудь сердобольная торговка дала бы ему немного. Но попрошайничать потомку испанского дворянина даже в голову не приходило.

Чуть дальше мальчик едва не налетел на странного типа — продавца пряников. Это был высокий сутулый человек с холодными голубыми глазами над крючковатым носом и с черными волосами, обрамлявшими длинное бледное лицо. Кутаясь в какую-то дерюгу, он стоял чуть в стороне от гудящей толпы, выставив в проход висящий на шее ящик с товаром, Торговец не кричал и товар свой не расхваливал, иногда пронзая толпу таким колючим взглядом, что, натыкаясь на него, люди шарахались в сторону. Завидев этого человека, мальчик пригнул голову и юркнул в толпу. Почему-то ему очень не хотелось, чтоб странный продавец обратил на него внимание.

А вот и пироги, разложенные на деревянных поддонах. Румяные, как новорожденные поросята, и бледные, как брюшки уклеек. Большие и маленькие, круглые и продолговатые. Разных форм и размеров. С цветочками и причудливыми тестяными косичками по верхнему краю. Исходящие аппетитным парком и холодные, как сердце протестантского патера.

Мальчик схватился за урчащий живот и затаился в тени приземистого лабаза. Он боялся, что уже примелькался местной публике и кто-нибудь может связать его появление с исчезновением очередной порции снеди. Но голод был сильнее опаски.

Вот и подходящий покупатель. Раздвигая толпу сытым животом, как огромный бык раздвигает грудью стадо овец, он важно шествовал по ярмарке, занимая собой почти весь проход. Встречные спешили свернуть в сторону, а кто не успевал, жались к лоткам, вызывая недовольные крики торговцев.

Следом за представительным мужчиной брели два дюжих молодца. Один, высокий, в красном кафтане и щегольской охотничьей шапке с белым пером над ухом, нес в руках рулон каких-то свитков. Слева на поясе у него болталась чернильница, справа — короткий кривой меч в простых ножнах с латунной обивкой. Второй, приземистый, с не единожды ломаным носом, словно облитый кольчугой с круглыми бляшками на груди, поигрывал плеткой-нагайкой. Его голову, утопающую в холмистых плечах, венчал железный обод со стреловидным наносником.

Высокий то и дело отставал, подходя то к одному, то к другому торговцу. Тот, лебезя и заискивая, что-то суетливо совал ему в ладонь. Этот человек раскатывал один из свитков, доставал гусиное перо, быстрым росчерком делал какую-то пометку и, подбирая полы кафтана, догонял процессию. Все торговцы с преувеличенным вниманием следили за его действиями.

Мальчику это было на руку. Он нашел прикрытие, наметил цель — аппетитный пирог с лебедем, искусно вырезанным из теста и запеченным на верхней корочке. Оставалось улучить момент.

Пузатый, не повернув головы, миновал заветный лоток — вот незадача! — а худой скользким гадом юркнул к прилавку, замер со сложенной лодочкой ладонью, а потом медленно и недоуменно опустил ее. По его хитроватому востроносому лицу медленно, как густая патока, разливалось удивление, смешанное с раздражением. Он что-то сказал торговцу, невысокому краснолицему детине с окладистой рыжей бородой и паклей светлых волос. Тот отрицательно помотал головой и рубанул воздух ребром ладони. Удивление и недоумение покинули лицо высокого человека, на нем осталось только раздражение. Он засунул два пальца в рот и свистнул пронзительным разбойничьим посвистом. Крепыш в кольчуге остановился, развернулся на каблуках красных кавалерийских сапог с поднятыми носами и вразвалочку зашагал обратно. Ни слова не говоря, он протиснулся за прилавок и толкнул продавца в грудь рукояткой плетки. Тот оступился, качнулся назад и исчез за беспорядочно наставленными тюками. Послышались несколько глухих ударов, стоны, мольбы. Все замерли, вперив глаза в злополучную лавку, понимая, что происходит, и гадая, чем это кончится.