Земная империя

– Не ударьтесь головой об отклоняющие катушки,- предостерег Уоррен.- Мы не доверяем сверхпроводникам, работающим при комнатной температуре. Предпочитаем старую добрую криотехнологию.

– Отклоняющие катушки? А они еще зачем?

– Знаете, мне даже в мыслях страшно представить, что будет, если поток случайно соприкоснется с какой-нибудь частью корабля. Катушки центрируют его и обеспечивают нам векторное управление.

Главный инженер остановился возле небольшого цилиндра. Он любил сравнения с техникой прошлого и сказал, что по диаметру этот цилиндр не превышает ствол пушки на военном корабле двадцатого века.

– А вы, наверное, думали, что реакционная камера занимает пол-этажа? – усмехнулся Маккензи.

Реакционная камера. Глядя на нее, Дункан невольно ощущал благоговейный трепет. Внешне – обычный цилиндр, который легко обхватить руками, но внутри скрыто… если теории верны, там скрывалось нечто, равное целой вселенной. Сингулярность… [12]

В длину реакционная камера не превышала пяти метров. В средней ее части фрагмент металлического кожуха был заменен стеклом. К стеклу примыкала поворотная консоль с небольшим микроскопом, направленным внутрь реакционной камеры.

[12]

Сингулярность – в некоторых астрофизических теориях о происхождении Вселенной точка с почти большой массой и температурой и почти нулевым объемом.

Уоррен пристегнулся к фиксаторам, заглянул в окуляр микроскопа и слегка подкрутил микрометрический винт, перемещающий тубус.

– Взгляните,- предложил он Дункану.

Дункан тоже пристегнулся, однако не с таким проворством. Он не представлял, что именно должен увидеть, зато хорошо помнил особенность человеческого зрения. Глаза передают в мозг только те изображения, которые ему знакомы. Незнакомое оказывается невидимым.

Дункан не увидел ничего необычного: решетка из пересекающихся под прямым утлом волосяных линий. Такие решетки широко применялись для оптических измерений. Поле обзора было ярко освещено, однако Дункану казалось, что он смотрит на пустой лист миллиметровки.

– Нужно смотреть в самый центр,- подсказал ему Уоррен.- Слева от вас регулятор. Поверните его, только очень медленно. Пол-оборота в любую сторону вполне достаточно.

Дункан послушался, но опять ничего не увидел. Потом он заметил крошечное вздутие. Казалось, он смотрит на перекрестье нитей через стекло, в котором есть дефект – со всем маленький пузырек.

– Теперь видите? – спросил главный инженер.

– Наконец увидел. Похоже на крошечную линзочку. Без решетки ни за что бы ее не заметил.

– Крошечная линзочка, говорите? Вы очень преувеличиваете. Сейчас вы смотрите на то, что мы называем узлом Он меньше атомного ядра. Фактически вы видите не сам узел, а производимое им искривление пространства.

– Однако в этом малыше сконцентрированы тысячи тонн материи. Так ведь?

– Одна-две тысячи,- весьма уклончиво ответил Уоррен.- Эта крошка совершила десяток полетов и почти достигла предела насыщения. Скоро нам придется заменить ее новой. Естественно, она еще способна поглощать водород, но нам избыток паразитной массы ни к чему. Падает коэффициент полезного действия. Опять не могу не привести аналогию со старинными морскими судами. Их днище быстро обрастало ракушками и требовало регулярной очистки, иначе корабли теряли скорость.

– А куда девают отработанные узлы, когда они становятся чересчур тяжелыми? Это правда, что их направляют к Солнцу?

– Зачем? Узел способен пролететь Солнце насквозь и вылететь с другой стороны. По правде говоря, я не знаю, что делают с отработанными узлами. Возможно, они сбиваются вместе, словно снежный ком. Получается сверхузел размером меньше нейтрона, а весом в несколько миллионов тонн.

В голове Дункана вертелись десятки других вопросов. Например, как управлять этими миниатюрными, но сверхтяжелыми крупицами? Сейчас «Сириус» находился в свободном падении, и узел спокойно плавал на своем месте. А когда начнется ускорение? Что удержит его тогда, не позволяя выpваться из реакционной камеры? Скорее всего, мощные элекромагнитпые поля. Они же передают его энергию кораблю.

– А что случится, если я попытаюсь дотронуться до узла? – поинтересовался Дункан.

– Знаeте, этот вопрос задают буквально все.

– Неудивительно. Человеческое любопытство за века не изменилось. И что вы отвечаете?

– Сперва вам бы пришлось снять вакуумную печать. А потом… потом начался бы ад кромешный.

Тогда бы я сделал по-другому. Надел бы скафандр, вполз в двигательный отсек и просунул в камеру палец.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны! – засмеялся главный инженер.- Так вот: если бы ваш палец проник внутрь, всего на миллиметр, туда устремились бы гравитационные силы. Стоило первым атомам оказаться в поле, они бы мгновенно отдали свою массу и энергию. Вы бы подумали, что у вас перед носом взорвалась маленькая водородная бомба. Хотя вы вряд ли успели бы подумать. Вырвавшаяся сила попросту распылила бы вас.

Дункан тоже засмеялся, но – нервно.

– Эту игрушку не украдешь. И охраны не надо. Скажите, Уоррен, а вам не бывает страшно находиться рядом с такой стихией?

– Нет. Это инструмент. Я научился им пользоваться. Если хотите, изучил его повадки. Я вот не понимаю, как люди управляются с мощными лазерами. Вот те игрушки меня действительно пугают. Между прочим, старина Киплинг все гениально объяснил. Помните, я говорил вам о нем?

– Помню.

– Он написал стихотворение «Тайна машин». Когда мне приходится здесь что-то делать, я часто повторяю строчки из его стихотворения:

Мы послушны человеку, но заметь:

Нам чужда ошибка или ложь.

Ни прощать мы не умеем, ни жалеть –

За один случайный промах ты умрешь! [13]

Эти слова справедливы для всех машин и для всех сил природы, которые мы обуздали. Между пещерным костром первобытного человека и узлом в сердце асимптотического двигателя разница совсем невелика.

[13]

Перевод. Я. Маршака.

Еще через час Дункан ворочался на своей койке и ждал, когда оживет двигатель «Сириуса» и корабль начнет десяти дневное торможение по пути к Земле. Перед его глазами и сейчас стоял крохотный пузырек, увиденный в микроскоп Дункан знал: эта картина останется с ним навсегда. Уоррен Маккензи сводил его в двигательный отсек, однако не выдал никаких секретов. Все, что говорил ему шотландец, многократно публиковалось. Тем не менее никакие слова и никакие снимки не вызвали бы того потрясения, которое Дункан

уже испытал.

Ему в тело впились невидимые пальчики – на «Сириус» возвращалась гравитация. Издалека, словно из бесконечности, донесся негромкий стон двигателя. Дункан говорил себе, что слышит предсмертный крик материи. Она покидала знакомую вселенную и в момент исчезновения отдавала кораблю всю энергию своей массы. Каждую минуту крошечный, но ненасытный вихрь затягивал в себя несколько килограммов водорода. Бездонная пропасть, которую невозможно залатать.

Дункан сумел заснуть, но спал плохо. Ему снилось, что он без конца падает в вихрь, а тот затягивает его глубже и глубже. Его сплющивало до молекул, до атомов и, наконец, до субъядерных размеров. Еще немного – и все кончится. Он просто исчезнет в сияющей вспышке.