Земное счастье

— Дан!

И Дан осознал, чего от него ждут.

С бьющимся сердцем он потянул с шеи цепь и тоже расстегнул пуговицы. И тогда художник без колебаний рывком скинул с себя не только цепь, но и саму рубашку.

Дан перевел дух.

Маран улыбнулся.

Художник сел напротив и спросил:

— Вы издалека, как я понял? Карисса говорила о вашем скором отъезде.

— Мы с дальних островов, — сказал Маран.

— А я из Астина.

— Таких, наверно, немного? — спросил Маран. — Мало кто выживает?

— Есть способ, — объяснил художник. — В деревнях рождается и умирает много детей. И часто родители умершего младенца хоронят его тайно, сохраняя его имя для возможного ребенка с возвращением. Так выжил и я. У меня был старший брат, родившийся на год раньше. Он умер в младенчестве, и ко мне перешли его имя и свидетельство о регистрации. Так что нас больше, чем кажется. Хотя все равно немного. И… Там не остается почти никто. Ведь если нас разоблачают в Стану или Пунассу, нас только запирают. Тюрьма не смерть.

— А в Астине значит?..

— В Астине мы рождаемся со смертным приговором. Какая разница, когда привести его в исполнение.

Дан смотрел с ужасом, и художник усмехнулся.

— Не советую вам ездить туда. Можно не вернуться.

— Мы там уже побывали, — отозвался Маран спокойно. — Скажи мне, Крип, так только в Астине?

— Да.

— Почему?

— Наверно, потому что Астин был первым. Переселенцы ведь вначале появились там. Я думаю, они были страшно напуганы тем, что изгнало их с родины. Потому у них более суровые законы. Но буквально вчера я слышал удивительную новость. Королева Олиниа вознамерилась пересмотреть закон о возвращенных, уподобив его аналогичным законам других государств.

— Почему удивительную? — спросил Маран.

— Как тебе объяснить? Я многое слышал об Олинии. Говорят, она не жестока и не зла, но малообразована и неумна. Плывет по течению, как и ее предки, и мысль о каких-либо изменениях просто не может прийти в подобную голову.

— Но пришла ведь, — сказал Маран.

— Это и удивительно.

— А как вы узнаете своих? Есть какой-то знак?

— Нет. Это было бы слишком опасно. Знак можно раскрыть или разгадать. Просто обращаешь внимание на каждого умного или одаренного человека. Я сразу приметил тебя там, у кариссы. И не ошибся. А почему ты расспрашиваешь? Как это у вас?

— Видишь ли, Крип, — сказал Маран медленно, — на том острове, с которого мы приплыли, что-то нарушилось еще до нашего рождения. Теперь там большинство людей такие, как мы. И нам не приходится прятаться. И искать друг друга ощупью.

— И вы не носите этих железок?

— Нет.

— Я хотел бы побывать на вашем острове. Возьмите меня с собой.

— Не в этот раз.

— Но…

— Мы вернемся, — сказал Маран твердо.

Интерком в каюте Патрика, где собрались члены экспедиции, включился внезапно, веселый голос штурмана объявил:

— Вошли в Солнечную. Есть связь с Землей.

— Шах, — сказал Патрик, двигая ладью. — На этот раз тебе каюк, приятель. — И переведя взгляд с нахмурившегося Артура на внимательно следившего за игрой Марана, добавил: — Чего ждешь, командир? Иди рапортуй… победитель, как говаривала карисса Асуа.

Маран словно нехотя оторвался от доски и встал. И еще помедлил перед тем, как выйти. Патрик посмотрел ему вслед и покачал головой.

— Что это с ним? — спросил он, обращаясь к Дану. — Все сделали, материал собрали — пальчики оближешь!.. Давненько я не помню подобного улова. А у него такой вид, будто он провалил экспедицию. Объясни, что происходит.

— Будто ты не знаешь, — буркнул Дан.

— Не знаю. Не из-за истории с Олинией же?

Дан промолчал.

— О боже мой! — сказал Патрик. — Договорились ведь! Нет ни одной записи. Ни кадра, ни слова. Не думает же он, что кто-то его выдаст. А? Кто его может выдать? Не ты, надеюсь? И не Мит. Ну и не Артур… А, Артур? Все равно тебе ничего не светит, отбить у Марана женщину ты не в силах. И вообще это невозможно даже теоретически, так что…

— Идиотские у тебя шуточки! — рассердился Артур. — Прекрати наконец!

— Прекращаю. Но в чем же дело? Наи ничего не узнает. Гарантирую.

— Есть один источник, — уронил Мит неохотно.

— Какой?

— Он сам.

— Сам?! Он же не сумасшедший! Зачем говорить?..

— Говорить не обязательно.

— Опять бакнианские загадки? Хотел бы я знать…

Он не договорил, потому что Маран открыл дверь.

— Что ты хочешь знать? — спросил он.

— Почему ты такой мрачный, — не растерялся Патрик.

— Я не мрачный. Приземляемся послезавтра, примерно в семь вечера. — Он закрыл дверь.

— Снова шах, — сказал Патрик, переставляя черного коня.

Что-то непонятно притягательное было в зрелище быстро увеличивавшегося голубого диска Земли, постепенно разраставшегося, занимавшего все небо, в том, как проступали из-под пуха облаков знакомые с детства очертания континентов и океанов. При каждом возвращении домой Дан снова отмечал, что, как правило, все незанятые в процедуре посадки люди собирались у экранов и завороженно следили за процессом выхода на орбиту и приземления. Так и теперь на наблюдательном посту собрались как члены экипажа, так и участники экспедиции. Только Марана среди них не было, и Дан, обнаружив это, заходить в помещение поста не стал, постоял на пороге и пошел к Марану в каюту.

Маран сидел на диване и рассматривал приставленную к стене напротив картину Крипа.

— Как ты думаешь, — спросил он, увидев Дана, — я могу не отдавать эту картину? Я имею в виду, оставить ее Наи.

— По-моему, да, — ответил Дан, поразмыслив. — Крип же подарил картину ей. Именно ей. Конечно, надо показать ее, снять и все прочее. Но отдавать не надо.

— Это хорошо. Мне очень не хотелось бы с ней расстаться.

— Она наверняка понравится Наи, — согласился Дан.

— Дело даже не в этом.

— А в чем?

— Это ведь как бы ее портрет. Аллегорический портрет.

— Портрет Наи? — удивился Дан.

— Цветы и пламя.

Маран еще раз посмотрел на картину, поднялся и стал ее упаковывать. Дан некоторое время следил за осторожными, но уверенными движениями его пальцев, потом перевел взгляд на его хмурое лицо и вздохнул.

— Маран! Ты можешь быть совершенно спокоен. Никто никому ни слова не скажет.

— Никому? — спросил Маран, поворачиваясь к нему. — Даже Нике?