Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Ингелстад обмяк и, привалившись к спинке кресла, дрожащей рукой со стуком поставил бокал на стол; на полированное дерево плеснулись темные капли вина.

«Ай-ай-ай! Право, их лучше поскорее вытереть, иначе останется ужасное пятно. Некоторые пятна вывести невозможно».

— Впрочем, его преосвященство, — продолжал Глокта, — считает вас своим другом, поэтому убрал имя Ингелстад из исходных документов. Он понимает, что вы просто пытались спасти семью от разорения, и искренне вам сочувствует. Однако архилектор будет крайне разочарован, если вы откажете ему в поддержке на голосовании, а тогда его сочувствие быстро иссякнет. Вы догадываетесь, о чем я?

«По-моему, я объяснил все четко и ясно».

— Догадываюсь, — хрипло отозвался аристократ.

— И что там с узами долга? Как, по-вашему, — они ослабли?

Ингелстад нервно сглотнул, его лицо побелело, как полотно.

— Я бы приложил все силы, чтобы помочь его преосвященству, не сомневайтесь, только… дело в том… — «Ну-ну… И что теперь? Предложишь в отчаянии заключить сделку? Попытаешься всучить взятку? Или даже воззовешь к моей совести?» — Вчера ко мне приходил представитель верховного судьи Маровии. Человек по имени Харлен Морроу. Он произнес похожую речь… и присовокупил похожие угрозы.

Глокта нахмурился.

«Неужели? Маровия и его гнусный червяк… Вечно они путаются под ногами. Либо идут на шаг впереди, либо дышат в затылок…»

— И что мне делать? — В голосе Ингелстада зазвенели визгливые нотки. — Я не могу поддержать вас обоих! Наставник, я просто уеду из Адуи! Навсегда! Я… Я воздержусь от голосования…

— Ничего подобного, мать вашу, вы не сделаете! — прошипел Глокта. — Вы проголосуете так, как я говорю, и к черту Маровию! — «Не придавить ли его покрепче? Подло, но… ничего не поделаешь. Руки у меня и так замараны по локоть. Подлостью больше, подлостью меньше…» — Вчера в парке я наблюдал за вашими дочерьми, — меняя интонацию, вкрадчиво промурлыкал он. На лице дворянина померкли последние краски. — Какие юные невинные создания! Какие нежные бутоны! Еще немного — и распустятся. Все три наряжены по последней моде, одна прелестнее другой. Самой младшей… лет пятнадцать?

— Тринадцать, — сипло выдохнул Ингелстад.

— Ах, тринадцать? — Глокта обнажил в улыбке беззубые десны. — Рано она у вас расцвела. Девочки впервые приехали в Адую, если не ошибаюсь?

— Впервые, — прошептал он.

— Я так и думал. Их восторженная оживленность во время прогулки по садам Агрионта всех просто очаровала! Клянусь, самые видные столичные женихи уже готовы выстроиться в очередь. — Улыбка Глокты постепенно угасла. — Сердце кровью обливается, как подумаешь, что столь хрупкие создания бросят в одну из страшнейших исправительных колоний Инглии! Там красота, изысканные манеры и мягкий характер привлекают внимание иного рода, куда менее лестное. — Медленно наклонившись к Ингелстаду, он с деланым ужасом передернул плечами и прошипел: — Такой жизни я не пожелал бы и собаке. А виной тому — неблагоразумие отца, который мог этого не допустить.

— Но мои дочери не участвовали…

— Мы выбираем нового короля! В жизни государства участвуют все! — «Пожалуй, чересчур жестоко. Однако жестокие времена требуют жестоких решений». Глокта оперся на здоровую ногу и с трудом поднялся из кресла; рука, сжимающая трость, дрожала от напряжения. — Я передам его преосвященству, что на ваш голос можно рассчитывать.

Ингелстад сник окончательно. Сгорбился, сжался.

«Словно проколотый бурдюк».

На лице застыли отчаяние и ужас.

— Но верховный судья… — прошептал он. — Неужели у вас нет ни капли жалости?

Глокта пожал плечами.

— Уже нет. В детстве я был жалостлив до идиотизма. Я рыдал даже над мухой, трепещущей в паутине. — Поворачиваясь к двери, он скривился от боли: ногу свела судорога. — Однако бесконечные страдания излечили меня.

Встреча проходила в узком кругу («Правда, компанию теплой не назовешь») за огромным круглым столом, в огромном круглом кабинете. Наставник Гойл, сидевший напротив Глокты, злобно буравил его взглядом, глазки-бусинки так и сверкали на костлявом лице.

«И, похоже, не от избытка нежных чувств».

Внимание его преосвященства архилектора Сульта, главы инквизиции его величества, было приковано к полукругу стены, увешанной тремястами двадцатью листками бумаги.

«По листку на каждую благородную душу нашего открытого совета».

В большие открытые окна задувал легкий ветерок, и бумага тихо шелестела.

«Дрожащие листочки дрожащих голосков».

На каждом значилось имя.

«Лорд такой, лорд этакий, лорд разэтакий таких-то земель. Могущественные аристократы и мелкие дворянчики. Люди, чье мнение никого не интересовало до тех пор, пока принц Рейнольт не отправился из собственной постели прямиком в могилу».

На уголках большинства листов были прилеплены разноцветные восковые шарики. На некоторых по два и даже по три.

«Метки верности. Кто за кого отдаст голос. Голубой шарик — за лорда Брока, красный — за лорда Ишера, черный — за Маровию, белый — за Сульта и так далее. И все их надо постоянно менять, в зависимости от того, куда дует ветер».

Ниже тянулись густые строчки, выведенные убористым почерком. Что там написано, Глокта со своего места не видел, но ему и не требовалось вчитываться, — он прекрасно знал содержание.

«Жена — бывшая шлюха. Неравнодушен к юношам. Слишком много пьет. Убил слугу в приступе ярости. Не может заплатить игровой долг. Тайны. Слухи. Ложь… Вот они, орудия благородного торга. Триста двадцать имен, триста двадцать гнусных историй. Каждую пришлось раскопать, провести расследование и использовать с выгодой для себя. Вот она, политика. Поистине труд праведников. Так зачем я делаю это? Зачем?»

Архилектора занимали более насущные проблемы. Сцепив за спиной руки в белых перчатках, он рассматривал трепещущие листки.

— Брок по-прежнему всех опережает, — мрачно пробормотал его преосвященство. — У него примерно пятьдесят голосов, я уверен. — «Насколько можно быть уверенным в наши ненадежные времена». — Ишер наступает ему на пятки — его поддерживают больше сорока человек. У Скальда, насколько известно, тоже прибавилось голосов. Не ожидал от него такой жесткой хватки. Тридцать голосов ему дает делегация из Старикланда, он их крепко держит. Столько же у Барезина. Значит, эта четверка и есть главные кандидаты.

«Кто знает, кто знает… Вдруг король протянет еще годик? Тогда, пожалуй, и голосовать будет некому — к тому времени мы все друг друга перебьем. — Глокта едва сдержал ухмылку, представив зал Круга лордов, заваленный роскошно разодетыми трупами: все дворянство Союза и двенадцать членов закрытого совета. — Каждый заколот кинжалом в спину своим соседом. Омерзительная сущность власти…»

— Вы разговаривали с Хайгеном? — отрывисто спросил Сульт.

Гойл кивнул лысой головой и с презрительной усмешкой раздраженно взглянул на Глокту.