Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.
Шрифт:
— Как много ты знаешь, — сморгнув, впечатлилась Ализ.
«Я такая», — не прочь была сказать Финри, но ограничилась небрежным пожатием плеч. Ничего необычного в этом нет. Надо просто слушать, замечать и ни в коем случае не разевать рта прежде, чем досконально обо всем проведаешь. В конце концов, знание — корень силы.
— Война ужасна, правда ведь? — спросила Ализ со вздохом.
— Она уродует пейзаж, душит торговлю и ремесла, убивает невинных и карает виноватых, бросает скромных людей в нищету и дырявит мошну зажиточным, а производит только трупы, памятники да непомерно раздутые легенды.
Финри
— А сколько людей оказывается калеками, — вставила Ализ, — а сколько погибает.
— Ужас, что и говорить.
Хотя мертвые оставляют места, куда тут же могут ступить те, кто пошустрее. Или куда расторопные жены успеют быстренько направить мужей…
— А эти вот люди теряют кров, теряют все.
Ализ с повлажневшими глазами смотрела на людской поток, бредущий навстречу. Его оттесняли с тракта солдаты, и люди тянулись вдоль обочины, глотая пыль. Это были в основном женщины, ужасно оборванные. Встречались среди них и старики, и дети. Безусловно северяне. Несомненно бедные. И даже более чем бедные, поскольку у многих не было вообще ничего, лица измождены от истощения, щеки запали от голодухи. Они шли, стискивая ужасающе убогие пожитки. На солдат Союза, шагающих тут же, рядом, они не смотрели ни с ненавистью, ни со страхом в глазах. Проявлять чувства им мешала тяжелая опустошенность.
Финри толком не знала, от кого они бегут и куда держат путь. Не ведала и того, какой ужас заставил их сняться с насиженных мест, а какой еще ждет впереди. Изгнаны из своих жилищ перипетиями войны. Глядя на этих людей, она ощущала себя постыдно защищенной, вызывающе благополучной.
— Надо что-то делать, — задумчиво произнесла Ализ.
Финри стиснула зубы.
— Ты права.
Она пришпорила лошадь, наверное, обдав ошметками грязи белое платье Ализ, и, гарцуя, въехала в группу офицеров, представляющих собой мозг дивизии, отнюдь не всегда работающий безупречно.
Здесь говорили на языке войны. Диспозиция и тыловое снабжение. Погода и воинский дух. Темп марша и распоряжения насчет баталии. Язык этот был Финри не чужд, а потому, даже лавируя верхом, она на ходу подмечала и просчеты, и недосмотры, и небрежения. Выросшая в казармах, столовых и штабах, времени в армии она провела больше, чем многие присутствующие здесь, а в стратегии, тактике и снабжении разбиралась не хуже их. Уж во всяком случае, на порядок лучше, чем лорд-губернатор Мид, вплоть до прошлого года не заседавший во главе чего-то более ответственного, чем официальный банкет.
Он скакал под штандартом со скрещенными молотами Инглии, в вычурно расшитом мундире с золотыми галунами и позументами, что к лицу скорее какому-нибудь актеру в безвкусной пьесе, чем генералу в походе. Несмотря на деньги, вбуханные в шитье, роскошные воротники ему не шли, жилистая шея торчала из них как у черепахи из панциря.
В сражении при Черном Колодце он потерял трех племянников, а вскоре и брата, прежнего лорд-губернатора. С той поры он воспылал к северянам негасимой ненавистью и сделался таким оголтелым поборником войны, что оснастил за свой счет половину вверенной ему дивизии. Тем не менее ненависть к врагу для командующего — не самый верный помощник. Скорее, наоборот.
— Госпожа Брок, как чудесно, что вы смогли
к нам присоединиться, — воскликнул он с легким пренебрежением.— Да я тут просто участвовала в наступлении, а вы попались мне навстречу.
Офицеры закашляли, скрывая смешки. Гарод искоса на нее посмотрел, она ответила ему тем же.
— Мы с дамами обнаружили слева от колонны беженцев. И подумали, не соблаговолили бы вы дать им какой-нибудь пищи?
Мид поглядел на жалкую пропыленную вереницу так, как иной насмешливый путник смотрит на кучку муравьев.
— Боюсь, первым делом меня заботит благосостояние моих солдат.
— Разве эти здоровые молодцы не могут для благого дела уступить часть своей трапезы?
Она щелкнула пальцем по кирасе полковника Бринта, тот смущенно хохотнул.
— Я заверил маршала Кроя, что к ночи мы будем на позиции под Осрунгом. Останавливаться мы не можем.
— Это можно было бы сделать…
Мид едва удостоил ее взгляда.
— Ох уж эти мне женщины с их благотворительными прожектами, а? — бросил он.
Офицеры угодливо заржали. Финри прорезала ржание пронзительно-насмешливым голосом:
— Ох уж эти мне мужчины с их играми в войну, а? — И, звучно шлепнув перчатками по плечу капитана Хардрика, сказала: — Сколь глупый, чисто женский вздор — пытаться спасти одну или две жизни. Теперь я это вижу. Нет уж, пускай падают и мрут как мухи в придорожной пыли. А мы лучше повергнем их страну в пожарище и мор, где это только возможно, и оставим здесь выжженную пустыню. Уж это, я уверена, научит их должному уважению к Союзу и его методам! Вот это действительно мужество и героизм!
Она оглядела офицеров. Они хотя бы перестали смеяться. В частности Мид — он выглядел на редкость серьезно, а это кое-что.
— Полковник Брок, — процедил он. — Думаю, вашей жене уместнее ехать с другими дамами.
— Я только что хотел это предложить, — засуетился Гарод.
Ухватил поводья ее коня и остановился, остальные проехали дальше.
— Да что ты, черт возьми, творишь? — прошипел он сдавленно.
— Этот твой Мид — черствый мужлан, форменный идиот! Деревенщина, возомнивший себя военачальником!
— Фин, приходится работать с теми, кто есть. Прошу тебя, не цапайся с ним. Ради меня! У меня нервы, черт возьми, в конце концов не выдержат!
— Прости.
Нетерпение у нее вновь переплавилось в чувство вины. Не из-за Мида, само собой, а из-за Гара, который в сравнении с другими вынужден был выказывать вдвое большую храбрость и исполнительность, чтобы не подпадать под давящую тень своего отца.
— Только я терпеть не могу глупости, что творятся в угоду напыщенной гордыне одного старого дуралея, когда все это с таким же успехом можно делать по-умному.
— Думаешь, легко прислуживаться обалдую-генералу, когда из-за этого над тобой еще втихомолку и подсмеиваются? Может, с какой-никакой поддержкой он будет действовать хоть немного правильнее.
— Может быть, — сказала она с сомнением.
— Ну так можешь ты держаться с остальными женами? — стал подольщаться он. — Ну прошу тебя. По крайней мере, до поры.
— В этом змеюшнике? — Она скорчила гримаску. — Где только и разговоров, что о том, кто кому изменил, у кого бесплодие и что носят при дворе? Дуры набитые, все как одна.