Земные наши заботы

все культуры, какие в Нечерноземье выращиваются. При такой пестрой

структуре, как ни старайся, обязательно где-то да потеряешь. Не на льне, так

на зерне, на картошке потеряешь или трав не доберешь.

— В такой ненастный год? — уточнил я.

— В любой, даже при хорошей погоде. Потому что ни возможности хозяйства

не учитываются, ни традиции, ни климатические условия в расчет не

принимаются. Распишут, сколько чего посеять, — и будь добр, выполняй этот

план в гектарах...

Не учитывать погодные условия, доказал Мальцев на практике, значит

действовать вслепую, сидеть за шахматной доской с завязанными глазами и

играть свою до элементарности простую партию, не обращая внимания на сложную

игру партнера. А партнер у земледельца — сама Природа, ее не понудишь

действовать по-твоему, к тебе подлаживаясь. Если выиграть у нее хочешь, то

подлаживайся к ней ты.

Просматривая и листая книги, собранные в рубленом деревенском доме, я

подумал вот о чем.

Мы хорошо знаем Мальцева. Не очень хорошо, но знаем, чем велик ученый

Мальцев, какие проблемы его волнуют, против чего он борется и что

отстаивает. Начинаем постигать и ту философию земледелия, которую исповедует

он, опираясь на диалектические законы природы. А если бы, представим такое,

мы не знали его? Смогли бы потомки узнать, что в наше с вами время жил и

работал талантливый ученый? Думаю, что, перелистав и перечитав книги,

которые он читал с карандашом в руках, статьи и книги, которые он написал

сам, потомки наши вполне могли бы представить его облик, очертить круг

волновавших его проблем. И многому поучиться.

Признаюсь, до встречи с Терентием Семеновичем Мальцевым мне не доводилось

проникать в мысли и чувства своих собеседников и таким вот способом — листая

книги, ими прочитанные. Но никогда, ни с каким другим собеседником не

оказывался я и в том неловком положении, когда вынужден был признаваться,

что не читал ту или иную книгу, не знаю того или иного автора, а если и

читал, то ничего не сохранил в памяти, ни одной мысли в прочитанной книге

никак для себя не отметил, не перечитывал, не возвращался к ней, утешая и

обманывая себя тем, что некогда.

Именно он, Терентий Семенович Мальцев, заново открыл для меня многих

знакомых авторов, обратил мое внимание на те произведения, которые

оставались почему-то незамеченными.

Вспоминаю свою первую встречу с Мальцевым, встречу до обидного

запоздалую, но установившую добрые и прочные между нами отношения,

породившие и оживленную переписку и частые встречи то на родной его земле,

то в Москве. Так вот, командировка моя кончалась. К тому же надо, как

говорится, и честь знать — не день, не два, а две недели сижу неотлучно с

Терентием Семеновичем. Мне-то на пользу, а он, думаю, утомился: с раннего

утра до темного темна нескончаемые разговоры. Говорил он, я слушал, да

иногда вопросы задавал. Одно мне мешало распрощаться, — копию статьи он

обещал дать: будет не будет она опубликована, а размышления его о том, как

нам каждый год быть с хлебом, мне пригодятся. Однако у него остался

единственный экземпляр, и он отдал его на перепечатку. Машинистка должна

была к вечеру занести, но не занесла почему-то.

— Ладно, — сказал Терентий Семенович, — я утречком пораньше встану,

возьму у нее и привезу в гостиницу. Заодно и с билетом на поезд помогу.

Что ж, я распрощался с интереснейшим собеседником (две недели как два дня

пролетели), уехал в Шадринск, в гостиницу, чтобы переночевать, выспаться, а

днем и на поезд. Решил: не видать мне статьи.

Под утро я проснулся от шума за окном. Слышу, у гостиницы остановилась

машина, в гулкой предрассветной тишине хлопнула дверца. Похоже, что уазик —

только у него так хлопает дверца. Подумал — Мальцев?.. Глянул на часы — нет

и шести. А он, если и приедет, то не в такую же рань. Но — стук в дверь.

Открываю — Терентий Семенович... С каким-то пакетом в руке. Статью, значит,

привез

— Ты вчера уехал, а я все думаю: что-то еще хотел прочитать тебе, да не

прочитал. Только под утро вспомнил, — почти виновато проговорил Мальцев,

снимая пальто и к столу присаживаясь. Сел, придвинул к себе настольную лампу

и — извлек из пакета «Письма об изучении природы» Герцена. — Вот,

послушай...

Он читает, я слушаю и пытаюсь, не производя лишнего шума, одеться — не

приходилось мне еще вести беседу в таком вот виде.

— А это сам почитай...

Терентий Семенович отдал мне книгу, откинулся на спинку стула. Я уже

говорил, слушать он готов часами. Слушает и думает. Ему лучше думается,

когда слышит голос. Мысль, давно высказанная, как бы оживает, с нее спадает

налет времени, и звучит она уже в устах современника, даже собеседника, с

которым можно и поспорить.

Читаю:

— «Среди всего этого явился человек, который сказал своим современникам:

«Посмотрите вниз; посмотрите на эту природу, от которой вы силитесь улететь

кудато; сойдите с башни, на которую взобрались и откуда ничего не видать;

подойдите поближе к миру явлений — изучите его. Вы ведь не убежите из

природы: она со всех сторон, и ваша мнимая власть над ней — самообольщение;

природу можно покорять только ее собственными орудиями; а вы их не знаете;

обуздайте же избалованный... ум ваш настолько, чтобы он занялся делом, чтоб

он признал несомненное событие вас окружающей среды, чтоб он склонился пред

повсюдным влиянием природы — и начинайте, проникнутые уважением и любовью,