Зенит
Шрифт:
— Не последнюю корочку хлеба доедают, да. И даже маслице на нее кладут. Частенько и с икоркой.
— Финансово они обеспечены. А вот морально и нравственно… Лямины. Инна Ивановна — дочь бизнесмена. Не из крупных, но достаточно состоятельного. Шорниковы. Родители — педагоги.
— Большой разброс. Но я так понимаю, у них есть нечто общее?
— Есть. Родители.
— Не понял?
Ирина потерла виски. Как же сложно иногда объяснить свою идею, не вдаваясь в излишнюю философию! Просто каторжно трудно!
— Есть
— Почему? У Маргариты оно было.
— Да неужели? Родителям было важно, чего она хочет, к чему стремится, что она из себя представляет?
Кирилл задумался.
— Ну…
— Может, ей вся эта религиозность поперек хребта была? Или она мечтала стать стриптизершей? Ты знаешь о ее мыслях?
Кирилл покачал головой.
— Нет. Мы общались, это верно, но Маргарита не слишком откровенничала.
— Во-от! Все эти семьи отличает одно и то же. Они благополучны внешне, но внутри там творится черт знает что. Те же Сухаревы — не бедствуют, но разговаривать с ними о чем-то просто нереально. Поделиться, получить поддержку или сочувствие… нет, это не тот случай. У Кравцовой, как я понимаю, властный отец и замотанная мать, у Шорниковых классический сапожник без сапог…
— Учитель, который родного ребенка не выучил?
— Или наоборот — заучил. Был в моей практике случай — ладно в дедовой. Поймал он вора… вот не поверишь! Сын профессора, доктора наук, сам кандидатскую защитил, причем не по гуманитарным предметам, образованный, грамотный… мог бы жить да радоваться. Деду любопытно стало, он и спросил, как человека — с чего вдруг? Ведь не мог не понимать, чем веревочка завьется, не мог не сообразить. Не тупой гоблин, чтобы от отсидки до отсидки по жизни ковылять! И заработать мог иначе! Так почему?
— Почему?
— Как сказал этот человек — да достали они все, твари такие!
— Серьезно? Кто его достал?
— Родители. Принялись за образование ребенка аж с пеленок, с таким пылом, что он к десяти годам возненавидел всю классику оптом — от литературы до музыки, шарахался от любого обучения… кое-как тянул, потому что бабушка была жива, не хотел ее огорчать. А как бабки не стало, пустился во все тяжкие. С его слов, родители, пытаясь сделать как лучше, всю жизнь ему переломали.
— Ты имеешь в виду, что и здесь такие же семьи?
— Именно. Хотеть они могут как лучше, а вот получаться у них будет сплошная похабщина.
— Может быть. Ты поэтому не хотела сюда Кравцова приглашать?
— Ага. Я его не знаю, может, он от такой заявки взбесится.
— Взбесится, — согласился Кирилл. — А куда деваться?
— Это ты сам решай, куда тебе деваться от непосредственного начальства, тут я не помощница.
— Кравцов не мой начальник.
— А
кто — твой? И чей тогда начальник он?— Все бы тебе знать…
— Все не обязательно, но то, что касается поисков пропавших девочек — желательно.
— Это их точно не касается.
— А если подумать? Мог кто-то похитить эту Маргаритку, чтобы насолить не твоему шефу?
Кирилл коротко выругался.
— Злыдня ты!
— Ведьма я. Ведь-ма. И не собираюсь меняться.
— А предположения ты строишь как ведьма, или как участковый?
— Как участковая ведьма, — вывернулась Ирина.
Оборотень почесал в затылке и принялся строить версии.
— Если бы Маргариту похитили, чтобы насолить Кравцову, то зачем похитили остальных девушек. И вообще… получается, это уже вторая серия?
— Если не больше, — сморщила нос Ирина. — Слушай, ты, как оборотень, ничего не знаешь?
— Знаю. А что именно тебя интересует: оружие, работа с взрывчатыми веществами, Библия, Евангелия?
— Шикарная подборка, — кивнула Ирина. — Нет, все намного проще. Кирилл, ты не думал, что вокруг Кораблика разворачивается какая-то неуместная активность?
— Сексуальная?
— Сексаульная! Если не хочешь рассуждать серьезно — сейчас в секс-аул и отправишься.
— Это куда?
— В Голландию!
Угроза была признана серьезной, Кирилл задумался.
— Ириш, я не краевед.
— Я тоже. Я историю своего-то края рядом не знаю, а уж Кораблика… я же не местная.
— А кто может знать?
— Я думала, может, у вас в церковных архивах что-то есть? Там, к примеру, в лето тысяча шестьсот лохматого года злобный тать и коварный антихрист Ромка Крокодильский пытался на камне принести в жертву ажно шестнадцать девственниц. Скончался на двенадцатой, особо извращенным способом, — опошлила Ирина.
Кирилл серьезно задумался.
— Я поговорю, конечно. Но сильно на церковные архивы я бы не рассчитывал.
— Почему?
— Потому что бумага прекрасно горит. А большевики…
— Они тоже идиотами не были, разве нет?
— Разве да, но верхушка. Главари обязаны быть умными и грамотными. А всякие 'Матросы на зебрах', или 'революционно настроенные массы'… думаю, ты понимаешь, что особого интеллекта там не было, а вот желание пограбить — присутствовало.
— Архивы? Пыльную бумагу?
— Что с того? Ежели где бумага, там и клады могут быть зарыты, и сведения о них оставлены. Или просто… бумага — отличное средство для растопки. Первая мировая война, революция, вторая мировая война, коммунизм — представляешь, как потрепало церковные архивы?
Ирина представила и вздохнула.
— Понятно. А где можно еще что-то узнать?
— В краеведческом музее, — предположил Кирилл. — Нашем или областном, к примеру.
— А в Кораблике он есть?
— Даже не представляю…