Зеркала и лица: Солнечный Зайчик

Если все сгинет, а Хитклиф останется – я не исчезну из бытия. Если же все прочее останется, а он сгинет, Вселенная обратится для меня в нечто огромное и чужое, и я уже больше не буду её частью…».

– Спасибо, Туни, – поблагодарила Лили, когда несколько раз прочла книгу от корки до корки. – Это просто волшебно!

– Понравилось?

– Какое счастье быть любимой так, как любили Кэтрин!

– Настоящие мужчины так не любят. Так не бывает. Это просто книга.

– У меня будет! – страстно заявила Лили. – Я обязательно найду своего Хиклифа и…

– И умру на заре, – насмешливо блеснула глазами Петуния. – Уж если бы пришлось выбирать себе персонажа по душе, я хотела бы исполнить роль Нелли Дин. Пусть звезд с неба не хватает, зато она умная и рассудительная. Да! Ещё и жила долго.

– Это скучно!

– Лили, – тоном «рассудительной особы» заявила Петуния. – Нужно учиться различать сны и реальность. В реальном мире Хитклифов не бывает. Вот мистеров Тобиасов Снейпов – хоть пруд пруди.

– Да ну тебя! – разозлилась Лили. – Я думала, книга тебе нравится.

– Лил! Мне книга нравится. Но я не стану тратить время на то, чтобы ловить солнечных зайчиков.

– Чудесно! Мне больше достанется!

– Ну, ну. Лови, лови…

– И поймаю!

***

Лили не оставляло ощущение того, что в её жизнь вот–вот ворвется нечто, что навсегда все изменит. Все вокруг готово было зазвучать волшебной мелодией. В печальном, возвышенном ритме кружились золотистые листья, осыпаясь на траву. Листья клёна, дуба, платана и каштана, с красноватыми прожилками, яркие–яркие, мягко вальсировали в воздухе.

Парк наполнял горьковатый запах осенних костров. Тонкий аромат вился, поднимаясь к ясному небу. Погода стояла удивительно ясная для середины октября.

Бросив портфель прямо на землю, Лили стремглав неслась к качелям и отталкивалась от земли, будто надевала крылья. Она взлетала выше и выше; сердце замирало от горечи и предчувствия чего–то… чего–то волшебного. Вместо того чтобы опуститься на сидение, она вставала в полный рост и с каждым взмахом все смелее и смелее отталкивалась от воздуха, взмывая в небо, – туда, в чистую густую голубизну.

– Слушай, как шумит ветер! – цитировала, смеясь, Лили. И сердце её проваливалось в бездну, чтобы в следующую секунду оказаться подброшенным вверх, будто мячик. Было сладко и жутко. – Дай мне его почувствовать! Он прямо оттуда – с вересковых полей!

– Совсем чокнулась? – ухмылялась Петуния, одаряя младшую сестру снисходительной улыбкой.

– Я – горю! – с вызовом громче кричала Лили, дразня сестру. – Я полудикая, смелая и свободная! И я всегда буду смеяться в ответ на обиды, а не сходить из–за них с ума! – Лили показала Петунии язык. – Пусть всегда будет ветер!

– Дура ты, Лили Эванс, – солнце било Петунии в глаза, и она прикрывала глаза козырьком из ладошки.

– Да ну тебя, Петуния Эванс! – Лили села, наконец, на сидение, дав качелям затормозить. – Ты невыносимо скучное существо.

– Я разумное существо.

– Скучное, Петуния! Скуч–но–е.

– Держись, Лил! Не дури! У тебя и так в башке ветер, а если ты сделаешь в ней дырку, сквозняк усилится.

Лили снова принялась раскачивать качели.

– Лили, перестань! – закричала Петуния.

Цепочки подозрительно стонали. Но Лили только смеялась.

– Перестань, я тебе говорю!

Лили смеялась.

Странное чувство охватило её – уверенность, что небо не предаст, осенний воздух подхватит, подстрахует. Она – бессмертна! Выше, выше, выше!

С замиранием сердца, сама не ведая, что творит, Лили отпустила руки, раскинув их в стороны, как птица. Ей показалось, что качели ушли вниз, а она осталась парить в воздухе. Ветер обдувал щеки, развевал волосы того же оттенка, что и кленовые листья – золото с легким вкраплением алых искорок.

– Лили! – выдохнула Петуния.

Не переставая смеяться, девочка поняла, что действительно парит в воздухе, в полуметре от земли. Качнувшись вперёд, чтобы подлетевшие сзади тяжелые качели её не ударили, Лили медленно и изящно опустилась на землю.

– Как я тебя, Туни?! – сощурила зеленые глаза Лили. – Поймала я на сегодня своего Солнечного зайчика?

Обескураженная Петуния лишилась дара речи.

– Я ещё и не так могу! – Лили отступила на шаг и снова раскинула руки, запрокидывая голову и глядя в ясные небеса.

– Я просилась обратно, – цитировала Лили, смеясь. Словно в танце вертелась она на месте. – Рай не был моим домом. Ангелы рассердились и сбросили меня на землю!

Листики, устилающие землю, дрогнули и зашуршали, словно подхваченные ветром, а потом, будто капли воды в невесомости, медленно воспарили над землей, вращаясь и чуть покачиваясь.

– Они сбросили меня прямо в заросли вереска. И там я проснулась, рыдая от радости!

– Ты сумасшедшая, Лил! – в голосе Петунии звучали одновременно ужас и восхищение. – Как ты это делаешь?!

Лили Эванс перестала кружиться, зачарованно глядя, как листочки, словно золотые рыбки, словно искусственные снег в рождественском яйце, плавают вокруг неё.

– Это красиво! Красиво! Правда, Туни?

Во взгляде сестры Лили чудилось что–то, похожее на запахи осенних костров. Печаль. Горечь. Какая–то непонятная обреченность.

Руки девочки упали вниз, словно невидимый кукловод перерезал ниточки.

Листья с легким шуршанием осыпались на дорожку…

***

Сгребать опавшие листья вменялось Лили и Петунии в обязанность. Петуния, в силу своего характера, была исполнительна и выполняла любую работу.

А у Лили получалось работать хорошо только тогда, когда ей это нравилось. Если не было волшебной волны, несущей её, точно пылинку, все валилось из рук. Чтобы дело спорилось, ей обязательно нужно было испытывать душевный подъем, похожий на влюбленность.

Лили нравилось сгребать охапки ярких листьев. Даже когда они темнели от влаги, или, наоборот, высыхали до такой степени, что становились похожим на пепел. Все равно нравилось. Приятно чувствовать, как грабли, словно расческа, проходятся по волосам матери–земли. Чем–то это напоминало танец. Есть ритм, есть рисунок.