Зеркальные тени
Шрифт:
Киваю, оплачиваю наши счета, беру её сумочку и веду к выходу.
— Немного прогуляемся, хорошо? Чтобы ты протрезвела. Не слишком люблю пьяных женщин, как правило, они в постели тут же отрубаются.
Она даже на эту грубость не обижается, и вскакивает со стула со счастливым видом ребёнка, которому подарили игрушку с него ростом, берёт меня под локоть, прижимается ко мне, и следует рядом, радостно улыбаясь.
То, что мы оказались в тёмном и безлюдном парке, где журчала вода, переливаясь по всему пространству, питая деревья и кусты, переливаясь в фонарях, словно чёрное стекло, она соображает не сразу, когда мы
Вокруг нас постепенно сосредотачивается тишина, которая кажется лишь ещё более концентрированной от удалённых звуков большого города, который никогда не стихает. Кажется, ночью в Токио только-только начинают веселиться.
— Я живу сразу за парком, — говорю я, замечая, что Мия немного настораживается. — Тут идти всего минут двадцать. Ты же не боишься?
— Нет, я думаю, ты сможешь меня защитить от грабителей, — женщина прижимается ещё сильнее, я ощущаю аромат её дорогого шампуня и дорогих же духов. Эта гламурная птичка странно смотрится среди зловещих видов разросшегося парка. Сплошной сюрреализм.
— От грабителей — конечно, но от себя самого, боюсь, не смогу, — мило улыбаюсь и достаю нож из кейса. С деловым видом, словно собираюсь показать ей какие-то документы.
Она заворожено смотрит, как сверкает острое лезвие. Кажется, даже и сейчас не хочет верить, что сказка с участием прекрасного принца могла так быстро закончиться.
Смотрю ей в глаза и гипнотизирую. Не для того, чтобы её ослабить, я и так намного сильнее. Нет, я не хочу причинять ей лишнюю боль. Она ничего не почувствует, кроме смерти.
Держу ей одной рукой за плечо, крепко сжимаю, а вторая поднимается и опускается, пронзая её тело.
Кровь стекает по моим белым одеждам, струится по плащу, собирается на земле в неровные лужицы. Жертва запрокинула голову и уже не шевелится, позволяя себя резать.
В какой-то момент опускаю руки — и позволяю её телу опуститься на землю. Молча вытираю окровавленные ладони о плащ.
«Да уж, идти кого-то убивать в белом — только я мог до такого додуматься!» — мелькает запоздалая мысль с оттенком иронии.
Но я тоже ощущаю себя в некотором ступоре.
Оглядываюсь по сторонам, жду богов смерти.
Тишина, повисшая в воздухе, душит меня, стук собственного сердца оглушает. Пустота давит в груди.
Никто не пришёл.
Где же этот клятый бог смерти? Хоть один?!
Никого нет, пустота, только шорох листьев и звук ветра, запутавшегося в деревьях, да и фон всегда активной городской жизни.
В отдалении слышался звук чей-то сработавшей сигнализации, таинственный и жалобный, словно вой неуспокоенной души.
Я жду, я жду долго, так, что уже начинаю опасаться, что меня могут застать с трупом. Всё-таки в Токио слишком много народу, чтобы где-то можно было надолго остаться одному. Это ж не пустыня.
Произношу заклинание, которое за короткое время превращает тело женщины в обуглившийся труп, а затем в пепел, словно я обрушил на неё поток лавы. Сгорели даже кости.
Ничего не осталось.Ещё одним заклинанием убираю пятна крови с ножа и с рук. Затем похожими чарами очищаю одежду. Нож прячу обратно в кейс — и иду назад с видом законопослушного горожанина.
Закуриваю. На мгновенье запах сгоревшего тела и дым сигареты сливаются в один пренеприятнейший вкус, остающейся во рту после очередной затяжки.
К горлу подкатывает тошнота, которую я останавливаю усилием воли.
Ощущаю, что всё завершилось, но в душе остаётся неудовлетворённость и пустота.
Неприятно это признавать, но я ещё слишком слаб, чтобы вызывать настоящего бога смерти.
Мой путь внезапно кажется мне не только слишком длинным, как какой-нибудь хитро запутанный лабиринт, но удивительно мерзким, словно каждая воображаемая ступенька покрыта дерьмом, живыми ползающими змеями и разлагающимися внутренностями.
Меня передергивает. Выхожу из парка, подхожу к одной из оживлённых трасс и подзываю такси.
На сегодня, кажется, всё.
Сижу в кабинете, пью чай, вроде бы наслаждаюсь, но внезапно сердце сжимается неприятным предчувствием. А значит, ко мне уже подбирается какая-нибудь гнусная работка.
Пытаюсь тихонько встать и куда-нибудь удрать, так как боюсь, что работу лично мне в кабинет принесёт Повелитель теней. Так сказать, оторвёт от сердца, если оно у него есть, конечно же. Боюсь, что член у него всё-таки имеется. Эх, не будь у него этого противного органа, жилось бы мне гораздо проще! И легче.
Скрипнула дверь — на губах осталась горечь, словно зелёный чай непостижимым образом превратился в кофе. Причём без сахара.
Но в мой кабинет с высокими стрельчатыми окнами вошёл Тигрис. Да, я его тоже не слишком была рада видеть, но не так сильно, как Герцога.
— Доброе утро, — он кивнул, поправил очки механическим, немного нервическим жестом, и подошёл к моему столу, с грохотом швырнув прямо передо мной — спасибо, хоть не в лицо — очередную папку.
— Доброе утро не начинается с работы! — взвыла я, таращась на папку. — И что за работа? — с подозрением поинтересовалась я, поднимая голову.
Тигрис отошёл подальше — в последнее время он старался не слишком приближаться ко мне. То ли Герцог совсем сошёл с ума, и пустил слух, что мы с этим исчадьем ада вот-вот поженимся, то ли решил, что возбуждаться без разрядки — вредно для здоровья.
Но я уверена, что в моё декольте он бы заглядывал… если б оно у меня имелось. Всё же моя привычка носить исключительно мужские костюмы плохого покроя дала свои результаты — моя фигура казалась квадратной, как никогда. И моё мастерство скрывать очертания тела дошло до ювелирной точности и почти магической изощрённости.
— Ты помнишь, я надеюсь, что мы время от времени сотрудничаем с департаментом богов смерти? — поинтересовался он довольно холодным тоном, глядя в пустоту, как бы мимо меня.
Мне было его даже жаль — по-моему, он рассчитывал, что старательно демонстрируемое им равнодушие должно меня как минимум оскорбить, но мне оно было только на руку. Я не хотела иметь с ним никаких отношений кроме рабоче-деловых — и точка.
— Да, конечно, — привкус горечи стал сильнее, я даже сглотнула и поспешно потянулась за белоснежной чашечкой, где ещё оставалось два глотка прозрачно-зелёного чая.