Зеркальный лабиринт

Интересно, он меня помнит? — вдруг подумалось ей, — Говорят, у государя прекрасная память. Но пока что надо было ехать в космопорт — встречать Батю. На аудиенцию во дворце надлежало прибыть всем вместе.

— И что ты теперь делать планируешь? — спросил Джинн, понимая, что вопрос глупее некуда, но что-то сказать было надо.

— А я могу что-то планировать в своём нынешнем положении? — криво усмехнулась Эвиза-Афизе-Ксения и так далее.

— Тебя в чём-то обвиняют?

Она не ответила, просто снова криво усмехнулась и передёрнула плечами. Повисла пауза, грозившая затянуться. Джинн решился поднять глаза и взглянуть в лицо жены. Он чувствовал себя виноватым перед ней, но в чём конкретно — понять не мог. Лицо той было бесстрастным и не выражало ничего.

— Там дети волнуются. — сказал он, чтобы опять что-то сказать.

— Дети. — машинально повторила она, — Это твои дети.

— Но мы оба принимали решение, ездили в приют… — прозвучало как оправдание.

— Уведите меня! — вдруг крикнула она.

Вошёл охранник. Она встала и вышла, привычно заложив руки назад и сцепив пальцы в замок. А Джинн так и остался сидеть. И вдруг заплакал.

Великолепие. Это первое, что приходит на ум, когда только подходишь к Дворцу Аудиенций Императорского комплекса зданий. А когда попадаешь внутрь, то на плечи тяжким грузом ложится Величие Империи. Именно так, с большой буквы, можно назвать то чувство восхищения, удивления и немножко страха, которое охватывает людей, впервые попавших сюда. Но показывать свои эмоции хоть взглядом, а уж тем более вертеть головой, для Адмирала было моветон и неприемлемо. Да, он и не впервые попадает на аудиенцию к Первому, вернее Его Императорскому Величеству. Но вот… Разволновался, чего уж тут.

Двери перед ним открыли караульные личной гвардии. Перед этим ему пришлось пройти через сканер, причём не один раз. Всё-таки за время службы всякого железа в его теле прибавилось. Осколки, протез и прочее. Для военного, который сделал карьеру от курсанта до высшего офицерского звания не во дворце, это обычное дело. Своих ребят он увидел сразу же. Его лучшая группа, почти в полном составе. Не хватало только Джинна и Волкодава. Да ещё Бизон погиб на Трое…

Поправив аксельбанты, Малинин направился к стоящей отдельно от вельмож группе офицеров. Вернее — двум группам. Между полевыми и дворцовыми всегда чувствовалась слабо выраженная вражда. А после событий в центре столицы противоречия обострились чуть ли не до вооруженного противостояния. Тем более, что в подавлении мятежа столичный гарнизон совершенно не отличился, а некоторые части были на грани участия в заговоре. Более того, сам Особый Отдел спровоцировал митинг гражданских, который должен был прикрыть высадку корпоративного десанта в столице. Конечно спецслужба не является военной структурой, но форму-то носят. И в Империи у нас единоначалие никто не отменял. А потому Малинин не стал здороваться со всеми стоящими за руку, как сделал бы ранее. Вскинув руку к козырьку фуражки, кивнул всем и подошёл к Комбригу.

— Ну как тут у вас? Не наливали ещё? — спросил он невинным голосом. Комбриг встрепенулся.

— Будешь? Я-то с утра принял, а то коленки трясутся чего-то. — Из кармана тут же была извлечена плоская фляжка с чем-то булькающим

— Коньяк? Хотя мог бы и не спрашивать… — Малинин почему-то воровато оглянулся, — Нет. Пока не буду. У самого колено ходуном ходит, хорошо что второе протез, есть на что опереться.

* **

По больнично-белому тюремному коридору твёрдым шагом шла женщина. За каменным лицом и собранным телом прятались глаза, готовые пролиться горьким дождём.

Но ни охранники, ни даже стены одиночки, нашпигованные камерами, как украинская колбаса салом его не увидят.

Кто она?

В многочисленных личинах, потерявшая лицо. В многих прозвищах утратившая имя. Без дома, без рода, без семьи. Сломанная марионетка.

Джинн… Женька… Его было жаль, жаль, что она изломанная в карцерах спецшколы так и не смогла ответить на его чувства. Старалась быть хорошей женой матерью. Тщетно. Но может быть именно его любовь, так и оставшаяся безответной, пробуждала сейчас в ней чувство.

Ненависть, ярость, жажда мести.

Почти пятьдесят лет она жила в тюрьме безразличия не ведая кто она, упиваясь мимолётными победами и отношениями. Женька не в счёт. Начиналось как прикрытие, продолжалось как мечта, превратилось в ложь.

Стюарт. Начиналось со лжи…

В это время в зал вошёл главный Императорский Церемониймейстер. Лицо, главнее которого во время Высочайшей Аудиенции нет. Даже Император, говорят, его побаивался. Что уж говорить о прочих придворных чинах

— Соизволением Его Императорского Величества аудиенция будет проведена немедленно! По очерёдности представления вам даст указания камер-фурьер. — церемониймейстер развернулся и скрылся за огромными двухстворчатыми дверями, которые больше походили на ворота средневекового замка с неимоверным количеством позолоты. Сразу стало заметно шумнее. К дверям потянулись придворные. Военные пока стояли на месте. «Не стоит суетиться, это порой бывает вредно для здоровья» — промелькнуло в голове у Малинина.

— Ха! Глянь на камер-фурьера. Всего лишь мелкая сошка при дворе, а ведет себя как герольд на коронации! Кстати, а где наш любимый Обер-гофмаршал, который обычно этим и занимался? Ах да, случайно был замечен с мятежниками! — не к месту развеселился Комбриг. Но почему-то никто даже не улыбнулся. Нервозность только возросла. Упоминание недавней попытки покушения на Императора мятежа сейчас переносится очень остро.

Муторно. Долго и муторно. Аудиенция такого огромного количества проходила неспешно. Представление при входе в зал. Занять точно указанное место и не двигаться с него до появления Первого. Всё это напоминает построения на плацу перед Императорским смотром. В свою бытность курсантом, как помнилось Адмиралу, такие мероприятия начинались сразу после завтрака, а заканчивались пятнадцатиминутным лицезрением издалека Его Императорского Величества уже далеко позже обеда. И всё это время надо стоять на плацу. В любую погоду, в любое время года. Строго по Уставу, то есть «не взирая на…» И вот снова, на старости лет, приходится «не взирать».

— А ты знаешь откуда берёт корни слово «ходатайство»? — зашептал почти в ухо Комбриг, — Слова «ходатай» и «ходатайство» образованы от «ходить», это, вроде бы, так просто и очевидно, но нам приходится стоять.

— Слушай! Помолчи. Твои шуточки сейчас не к месту.

Бывший командир Адмирала насупился и отвернувшись глотнул из своей фляжки. «Нервное»- понял Малинин. Он даже пожалел, что не принял предложения Комбрига пару часов назад. Вдруг все смолкли и замерли, боясь даже пошевелиться.

— Его Императорское Величество! — произнёс Церемониймейстер от дальних дверей. Зашелестели платья придворных дам, защёлкали каблуки тех, кто был в мундирах, остальные просто склонили голову, приветствуя Императора. В полной тишине прозвучали шаги.

Джинн прибыл в самый последний момент в сопровождении де Огюстье. Малинин даже не заметил, как они появились и был Джинн как будто не в себе и выглядел неважно, но старался держаться. Но в этот момент в зал вошёл Государь в парадном мундире космодесантника и все взоры разом обратились к нему.

— Приветствую вас! — голос императора был слегка взволнованным.

Государь до восшествия на престол служил в космодесанте и в активе у него было несколько довольно сложных операций в дальних секторах галактики.

— Обращаюсь к вам, сограждане и доблестные мои воины, со словами благодарности. Скажу больше. Я горд вами! Нынешнее небывалое событие должно было привести к полному поражения нашего государства. Кто поддержал происки мятежников, тот изменник своего Отечества — предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Родину изо всех сил.