Зеркальный принц
Шрифт:
Азван знал, что Глусман намерен вечером встретиться с осведомителем. Потому стал готовиться загодя к этому. Облачился во всё темное, дабы быть менее заметным.
Сам же не выпускал из-под своего мысленного контроля казначея. Тот уже находился дома, сытно поел и теперь наставлял жену. Та сохраняла на лице почтительное выражение, но Зеркальный принц понял, не позволив себе читать её мысли, что она давно не питает хороших чувств к супругу. Живёт с ним по давней привычке, из-за четверых общих детей. Ничего изменить она не в силах, потому и смирилась с домашним тираном.
Глусман снисходительно известил
Поняв его комбинации, Азван отметил в памяти, что позже он откроет глаза отцу на это. Но главным против казначея будут иные обвинения, потому нужны твёрдые доказательства предательства.
Обратив внимание на то, что он способен читать мысли Глусмана, несмотря на большое расстояние, Азван удивился: его же назвали Зеркальным принцем по той причине, что он как бы перенимал знания людей, находящихся вблизи. А тут совсем иное дело, вообще не было никакой разницы по сравнению с тем, что сейчас он не был, как на совете, в паре шагов от казначея. Видимо, сыграла роль заинтересованность, огромное желание принца. Потому для юноши вся душа Глусмана было раскрытой книгой, он всё легко читал в ней.
В один из моментов он даже увидел его глазами жену казначея – полную женщину с рыхлым лицом, сохранившим лишь малые остатки прежней красоты. Даже гладкие чёрные волосы на голове как бы потускнели, утратив былой жизнерадостный вид. Она стояла перед мужем, чуть склонив голову, в драпировке из золототканой ткани, которая скрывала истинные формы её фигуры, далеко уже не прежней, позволяя выглядеть намного лучше.
Глусман сообщил ей, что срочному делу хочет посетить дядю: мол, имеется возможность заключить выгодный подряд, деньги Авдеру совсем не лишние. Хмыкнул: большего глупой женщине знать нет надобности. Достаточно уже им сказано, дабы оправдать отлучку. А заодно он навестит Бародура, известит о намеченных на совещании у царя планах. Тот требует обязательно и срочно сообщать все подобные сведения, которые он может затем использовать против Деянта…
И поспешил к выходу, обещая, что скоро не задержится. В голове же уже готовил отговорки, которые объяснят его излишне долгий визит.
Азван поначалу намеревался выйти одновременно с ним, но потом прикинул, что это будет рановато, ведь казначею нужно будет прежде посетить Авдера, следовало подождать.
Зеркальный принц испытывал изрядное волнение, фактически он в первый раз выходил за пределы дворцовой стены в одиночку: до того делал это крайне редко и всегда с кем-нибудь, кто сопровождал его. Несколько раз отец брал его в поездках по стране. И всё.
Осознал, что он мало что знает о жизни, которая проходит там, за пределами царского дворца. Потому может столкнуться со многими неожиданностями.
Мотнул головой: «Всему нужно учиться! Вот я и начну учиться!»
Ещё раз оглядел свою одежду – всю из чёрной ткани. Только шапочка на голове имела тёмно-бордовый цвет. Другой у него не нашлось.
Прикинул в голове возможные затруднения, нужно быть готовым ко всему.
При этом Азван мысленно следил за Глусманом, за его переговорами с дядей, которому пообещал оформить подряд на поставки армии, что скоро отправится в поход. Подчеркнул, что это следует сделать быстро, тогда он сможет оправдать выбор поставщика именно этим: мол, другие просто не готовы и вовремя всего дать не смогут.С самыми радостными чувствами Авдер принялся уговаривать племянника остаться на ужин, но тот отказался, сославшись на дела. Купец придал своему лицу сильно разочарованное выражение, хотя на самом деле тому совсем не огорчался.
Азван понял, что пора и ему отправляться в путь.
Погасил все свечи, в комнате стало темно. Подошёл к окну, легко вскочил на подоконник, осмотрел безлюдный сад, который был погружён во тьму. Только сверху из небольшого окошка лился свет. Там находилась спальная матери.
И принц сделал первый шаг в воздух, набирая высоту, полетел над деревьями сада вдаль от дворца, а затем устремился вверх к небу, закрытого лёгкой пеленой, за которой не было видно звёзд. Порадовался этому, его никто не увидит, разве что совершенно случайно. Да и то вряд ли поймёт, что это было или кто это был?..
Понёсся над Азградом в том же направлении, в каком по земле двигался Глусман. Азван подключился к его сознанию и даже глазам – видел улицу, по которой шёл казначей. И вот он уже у небольшого скромного, но вполне добротного дома за невысокой оградой, где росли различные плодовые деревья. Огляделся по сторонам, откинул ногой калитку и направился к двери дома. Постучал дважды громко, один раз тихо, затем последовало два громких раза.
Открыли гостю быстро, словно его ждали.
Азван спикировал с небес к этому дому, приземлившись на самой тёмной стороне между яблоней и сливой.
Умерил дыхание, оно стало излишне частым от волнения, огляделся и прислушался.
Слева от юноши из-за угла дома донеслись негромкие голоса. Подошёл, выглянул: там находилось окно комнаты, в которой горела небольшая свеча. Осторожно направился к нему, опасаясь наступить на что-то такое, что вызовет шум. Потом сообразил, что может не идти, а лететь по воздуху, не касаясь ничего внизу. Так и сделал.
Он слышал два голоса: несколько заискивающий Глусмана и резкий, властный неизвестного человека.
Азван краем глаза загнул в комнату. Не сразу разглядел того, с кем вёл разговор казначей, ибо тот сидел в большом кресле, а сам имел весьма скромные телесные размеры. Под венчиком редеющих волос находились совершенно чёрные горящие глаза и крючковатый нос, острый подбородок выдавался вперёд.
Хозяин дома требовал каких-то подробностей от Глусмана, а тот уверял, что уже сказал всё, что он знает.
– Бародур, более мне нечего добавить…
«Ага, - подумал Азван, - его зовут Бародур». Навострил уши, но услышал совершенно неожиданное:
– А ты, Глусман, дурак!
– Это ещё почему?!
– А потому, что привёл за собой соглядатая. Он сейчас стоит за окном и слушает нас.
– Слушает? Лазутчик? Я пропал! – вырвалось у совершенно ошеломлённого казначея.
Последовал неприятный хрипловатый смех:
– Ничего ты не пропал. Это мелкая неприятность, а не беда. Я с ней легко разберусь.